Утраченные иллюзии
Что происходит с людьми, когда они теряют веру в то, что могут изменить свою страну
Три года назад мы писали о новых людях в протестном движении Петербурга, которые стали известны на волне зимы 2011–2012-го. Молодежь – либералы, анархисты, просто неравнодушные люди, которым надоели амбиции «опытных оппозиционеров», – пыталась взять протест в свои руки. Не получилось. Сегодня кто в вынужденной эмиграции, кто, поучаствовав в выборах, понял, что выборов в России нет, и «сосредоточился на локальных задачах», кто просто лег на дно. «Новая» нашла героинь публикаций трехлетней давности, которым тогда казалось, что они могут изменить Россию.
Елена. Эмигрировала в Израиль
После #ОккупайИсаакиевская (активисты в 2012-м сутками сидели на Исаакиевской площади, требуя перемен) анархистка Елена Пасынкова успела распять себя у Спаса на Крови в поддержку Pussy Riot и провести две недели в цыганском таборе. Пасынкова образца 2012-го – волонтер «Мемориала», занимающаяся с цыганскими и узбекскими детьми, поскольку «государство на них внимания не обращает, а потом жалуется на рост преступности». Она настаивала на том, что «традиционные митинги свое отжили, настало время перформансов», а также критиковала оппозиционных вождей: «Они, как поп-артисты, либо уйдут со сцены, либо, уйдя на покой, будут вылезать и давать корпоративы. «Студенческому действию» в свое время на митинге не дали слово, сказав, что мы маленькие. Вместо нас выступали большие дяди, которые говорили, какие все молодцы, что пришли на митинг с белыми ленточками, и какой Путин нехороший. А нам хочется предлагать».
В марте 2014-го информагентства запестрели сообщениями о том, что в следственный отдел ГСУ СКР по Центральному району Петербурга доставлены акционисты Петр Павленский и Елена Пасынкова. Уголовное дело, в рамках которого проходили следственные действия, было возбуждено по ч. 2-й статьи 214 УК (вандализм) после проведения акции «Свобода», в ходе которой 23 февраля на Малом Конюшенном мосту было сожжено несколько автомобильных покрышек.
«Я занималась уличным искусством до весны 2014-го, когда вынуждена была эмигрировать в Израиль, поскольку вся моя политическая деятельность стала сводиться к убеганию от наружки и оставаться было уже не только опасно, но и бессмысленно», – объясняет 25-летняя Елена свой отъезд, отмечая, что не знает, сможет ли она когда-нибудь вернуться в Россию.
Она также не знает, возможны ли изменения в России, но «как бы там ни было, не будет лишним, если активисты продолжат налаживать горизонтальные социальные связи и готовиться к будущим крупным протестам и не будут вестись на пропаганду успешных менеджеров, будь то пропаганда марксизма или либерализма».
Недавно Пасынкова получила израильское гражданство, однако оставаться там она не намерена, так как «по уровню национализма, клерикализма, запуганности населения и политических манипуляций эта танковая республика далеко впереди России». «При этом заниматься неинституциональной и сколько-нибудь заметной политической деятельностью здесь гораздо сложнее, так как спецслужбы работают намного профессиональнее, практически нет мест, где можно было бы спрятаться в случае опасности», – отмечает она.
«Пока мы участвуем лишь в информационных кампаниях, антивоенных демонстрациях, акциях протеста национальных меньшинств, беженцев из Эритреи и Судана, митингах на территории Палестинской автономии, жители которой подвергаются всем возможным видам эксплуатации, подавления и унижения со стороны как израильских властей, так и лояльной к ним палестинской администрации», – продолжает оппозиционерка.
Если крупного протеста в ближайшее время не произойдет, Пасынкова уедет из Израиля, поскольку не хочет участвовать в экономической жизни государства, «косвенно поддерживая его преступления». Правда, она пока не решила куда: «Скорее всего, буду искать страну, в которой есть развитое леворадикальное сообщество и возможности для активизма и образования».
Юлия. Меньше политики, больше просвещения
В 2012 году 18-летняя активистка «Молодежного Яблока» Юлия Алимова собирала раздельный мусор, сортировала одежду для пострадавших в Крымске и навещала малышей в детском доме.Уже тогда она трезво оценивала происходящее, признавая, чтоволна подъема гражданского сознания у наших соотечественников прошла, в ближайшем будущем никаких ярких событий не произойдет и что систему не изменить.
Тогда Юлия заявила, что готова ждать, ведь все должно быть постепенно: «Революции неспособны изменить систему. Систему может изменить только постепенное, может, волнами, поднятие гражданского самосознания».
Сейчас Алимовой 21 год, в сентябре 2014-го она «сходила» на муниципальные выборы в «Екатерингофский» – по независимым подсчетам наблюдателей, Юлия с товарищами уверенно проходила в муниципалитет, однако в последний момент результаты были сфальсифицированы (оппозиционеры до сих пор судятся).
«Мы шли с действующим на тот момент муниципальным депутатом Александром Шуршевым, – рассказывает она. – Не думаю, что преувеличу, если скажу, что у нас была самая мощная кампания в городе: мы провели 49 встреч во дворах, по два раза обошли все квартиры, раздали десятки тысяч агитматериалов, не говоря уже о том, что мы и до этого работали в округе все пять лет депутатского срока Шуршева».
Ей, по собственному признанию, поначалу было неловко перед жителями округа («20 лет, оппозиционерка, выступаю против гомофобии и прочих дискриминаций – есть где разгуляться шовинистским настроениям»). Однако, настаивает Юлия, когда избиратели «общаются с тобой один на один, все предрассудки исчезают, и важно становится только то, что ты предлагаешь и что ты уже сделала». «Поэтому люди выбрали нас. Объективно шесть мест из десяти взяла наша команда и только четыре места – старые депутаты, занимавшие кресла чуть ли не с основания муниципального совета», – говорит она.
Тогда к Алимовой пришло понимание, что «российские избиратели гораздо разборчивее, чем может показаться», ведь «живое общение и реальные дела – лучшее противоядие от пропаганды». «Однако, – продолжает активистка, – все десять мандатов получили совершенно посторонние округу люди: не наша команда и не «старая гвардия», а ставленники одного из депутатов ЗакСа, не выпустившие за время кампании ни одной листовки и не устроившие ни одной встречи».
Второе, что поняла Юля по итогам кампании, – в России выборов нет. «Вот вообще нет, – устало произносит она. – Избраться по-честному, если представляешь хоть какую-то угрозу для режима, невозможно. Зато представителям «Единой России» можно всё. Например, предлагать нам три депутатских кресла в обмен на лояльность, приходить на участки и оскорблять наших наблюдателей, вбрасывать бюллетени, в конце концов».
На своем горьком опытедевушка пришла к выводу, что политикой в России заниматься невозможно. Поэтому она сосредоточилась на образовании и просвещении: «Организую занятия по русскому языку для детей мигрантов в «Детях Петербурга», занимаюсь феминистскими социально-просветительскими проектами». Что же до «большой политики», то «мы ни на что повлиять не в силах, предпочитаю не расстраиваться по этому поводу».