Двери реанимаций приоткрываются со скрипом

«Новая» уже писала о том, как уполномоченные по правам ребенка Москвы и Петербурга заступились за семьи тяжело и неизлечимо больных детей (от1.12.2014 «Болеть – только с мамой»). После этой публикации множество читателей задалось вопросом: а как же взрослые? Неужели их право на уход родных или на «последнее прости» ничем не защищено? И что делать, если старушка-мать на пороге смерти зовет вас из-за железной двери, а персонал равнодушно отвечает «не положено»? Попробуем разобраться.

Карательная медицина, давай до свиданья!

Да, традиции карцерного режима в отделениях реанимации и интенсивной терапии (ОРИТ) очень живучи. С детьми все оказалось проще: базовое право ребенка на уход родной матери – непоколебимо, и никакие «внутренние инструкции» не смеют на него посягать. После обращения фонда «Вера» питерский и московский омбудсмены провели круглые столы, привлекли юристов и довольно жестко разъяснили несколько простых истин (которые, кстати, не зависят от возраста пациента). Действительно, ОРИТ юридически абсолютно ничем не отличаются от всех остальных отделений больниц, как и от хосписов. Смерти случаются в любом из них, стерильность в хирургических отделениях нужна вроде бы даже больше… но на особую секретность не посягает никто, кроме реаниматологов. Препятствуя праву ребенка на неразлучение с матерью, медики годами нарушали Конституцию плюс целый ряд законов РФ.

Совершая то же самое в отношении взрослых, они нарушают лишь один первый пункт одной ст. 6 закона № 323-ФЗ «Об охране здоровья граждан». Эта статья, во-первых, требует соблюдения этических норм и уважительного и гуманного отношения со стороны медработников. Во-вторых, говорит об обязанности так проектировать помещения, чтобы обеспечивать и гигиену, и комфорт. А в пп. 6 утверждает, что «приоритет интересов пациента реализуется путем создания условий, обеспечивающих возможность посещения пациента и ухода родственников за ним в медорганизации с учетом состояния пациента».

Конечно, много законов надежней, чем один, но для жалобы в прокуратуру и одного достаточно. И чем больше будет таких обращений, тем скорее закон наконец начнет выполняться.

Шептал «позовите сына»

Как известно, от «имею право» до «могу» иногда бывает очень далеко. Так и тут. На практике врачи не пускают в реанимацию даже попрощаться с умирающим. Они ссылаются на ст. 27 того же закона – о том, что нужно соблюдать правила внутреннего распорядка больницы, то есть вопрос о допуске/недопуске родственников бесконтрольно решает администрация каждого медучреждения. В большинстве реанимаций – но не во всех! – допуск родных незаконно запрещен. «Сложившаяся практика» стала священной коровой, против нее до последнего времени никто всерьез и не возражал. И люди никак не могли отстоять свое очевидное право быть с умирающим в последние минуты его жизни!

«Папа мой умирал в полном сознании, а меня не пустили в реанимацию. Он ждал, а я плакал у закрытой двери, – пишет в своем обращении в Минздрав Евгений Соколов. – Во всем мире в реанимацию пускают, и на родах присутствуют – хотя еще недавно это тоже было святотатством. И никаких внутрибольничных инфекций, потому что нормальная вентиляция, а у нас до сих пор чушью занимаются. Я сам врач и знаю, что у персонала в сто раз больше флоры, притом устойчивой…»

А вот мнение эксперта, юриста по медицинским проблемам Жанны Алтунян: «Согласно действующему законодательству, правы родственники. В случае отказа в допуске к больному необходимо сначала получить письменный отказ начальника ТМО больницы и уже с ним на руках обращаться в прокуратуру. Ссылки администрации на ст. 27 ФЗ-323 в данном случае необоснованны, поскольку ваш уход за пациентом не может нарушить правил внутреннего распорядка больницы, их могут нарушить лишь конкретные неадекватные граждане – вот тогда им и должен быть допуск закрыт, это будет законно».

Но на практике-то счет идет на дни или часы, а на проверку прокуратуре нужно гораздо больше времени.

Умирать – не преступление

Между тем вот возникают первые попытки общественной правозащиты в данной области. Группа под названием «За права пациентов реанимаций и их семей» ведет собственное расследование причин закрытости реанимационных отделений.

«Людям, столкнувшимся с бесправием пациентов ОРИТ, необходимо объединяться! – рассказывает один из активистов. – Почему защита бродячих собак успешнее, чем защита больных людей? Потому что она всюду на слуху. А когда моя мать умирала в трех метрах от меня за железной дверью, я не знал, куда обратиться. Врачи оправдываются тем, что так надо ради «спасения жизни». Почему же тогда не пускают даже к тем, у кого нет шанса выжить? Вовсе не из заботы о больных. Просто пусти родных – они спросят: «А почему человек связан? Ему же больно!» – и жалобу напишут. И окажется, что связывание-то незаконно!»

Попадая в реанимацию, человек лишается всех прав гражданина, и группа намерена положить этому конец.

«Нужно добиться, чтоб была предусмотрена ответственность должностных лиц за воспрепятствование уходу за родственниками, – утверждает юрист Светлана Новикова. – Традиция нарушения медиками всех этих законов укоренилась слишком давно. Переломить ее сможет только введение такой ответственности отдельной статьей!»

Минздрав vs реаниматологи

Недавно в Минздраве РФ появилась должность – «главный специалист паллиативной медицинской помощи», и заняла ее врач-онколог, главврач хосписа № 1 Диана Невзорова.

«Недопустимо мешать людям сказать друг другу последние слова, – утверждает она. – Делая это, медики нарушают права человека. В нашем хосписе безоговорочное 24-часовое посещение. Так же должно быть и в ОРИТ. Приказа Минздрава РФ, ограничивающего допуск родственников в реанимационные отделения медицинских организаций, нет и никогда не будет!»

Паллиатив – это уход за пациентом, у которого почти нет надежды на излечение, который страдает от боли и пролежней. В реанимациях такое сплошь и рядом. И, по мнению Невзоровой, такой пациент должен быть обезболен, но не привязан. Если он возбужден и может вырвать у себя все трубки и иглы, значит, нужно подобрать такую дозу седативных и обезболивающих, при которой он не будет испытывать страха и боли, чтобы в самые тяжелые моменты он спал. При этом родственники могут помогать в уходе.

Впрочем, по мнению Дианы, отношения врач – пациент – родственники меняются к лучшему: «Благодаря общественному мнению в ряде клиник уже дали доступ родным в ОРИТ. А то ведь бывает, что спасенного от смерти человека выписывают из реанимации с пролежнями четвертой степени. После чего «спасенные» умирают от сепсиса».

В Минздраве разбирался случай, когда к пациенту с пневмонией родных пустили в ОРИТ только на третий день на пять минут. И мать увидела, что у сына язва роговицы, так как в открытый сухой глаз ему не капали раствор. Вылечили пневмонию, но глаз загубили, а надо было просто допустить мать к круглосуточному уходу.

«Кстати, у нас не было случаев, чтобы родственники мешали медперсоналу работать с больным, – настаивает Диана Невзорова. – Ни один из них не терял сознания, не кидался избивать нас или ломать оборудование».

По ее мнению, все уверения реаниматологов, что родственники тяжелых больных своими истериками не дадут им работать, глупейшие отговорки: «В чем нуждаются родственники умирающего пациента? В информации – им нужно знать, что больному комфортно, что помощь ему оказывается максимально полно. И в возможности в любое время дня и ночи быть рядом со своим больным и помогать ему».

Петиция «Отмените в реанимациях «тюремный» режим»

Наши родные не совершили никаких преступлений! Почему же они имеют меньше прав, чем преступники в тюрьме? Десятки комиссий следят за правами уголовников на свидания. А уж на каждый лишний день в наручниках любой убийца может жаловаться в прокуратуру, и администрацию тюрьмы накажут. Наши родные никого не убили, они всего лишь заболели, но даже права на звонок у них нет! Держать их месяцами связанными у медиков является незыблемой традицией. Но оказывается, даже в Минздраве считают этот метод – позорным средневековьем. Считают, но почему-то не запрещают. Без широкого общественного протеста все эти жестокие традиции не исчезнут!