Рука берущего

Когда Владимир Кехман неожиданно и непостижимо был назначен Валентиной Матвиенко директором петербургского Малого оперного, ему для приличия понадобился театроведческо-продюсерский диплом. Как необходимая деталь на парадном портрете маслом.

Ведь очевидно: «авторитет» вполне может быть эффективным менеджером и возить всякую разную растительность из Эквадора, но это не синоним авторитетности профессиональной. И Кехман сделался студентом-заочником Санкт-Петербургской театральной академии.

И однажды в списке семинарской группы я увидела его фамилию. При этом ни разу я не имела счастья увидеть студента Кехмана в аудитории, где должна была обучать его азам анализа спектакля. Естественно, моя рука не вывела ему никакого зачета, но когда настало время дипломных защит, я пораженно увидела в списках дипломников беззачетного студента Кехмана. И возмущенно отправилась выяснять – как такое (впервые в моей жизни!) могло произойти.

В ректорате мне сообщили, что Кехман обучился по сугубо «индивидуальному плану», а зачеты ему поставила проректор Светлана Мельникова. И что не она виновата – ей приказал ректор Лев Сундстрем. Но что и он не виноват: ему приказали из Смольного, где тогда еще правила Матвиенко, благоволившая к Кехману (сильно подозреваю – и нынешнее назначение его в Новосибирскую оперу произошло не без ее участия).

Кажется, в академии громкую, но бесполезную песню сопротивления тогда пела одна я. А типичным было другое. Тогдашний завкафедрой технологии постановочного факультета Алексей Порай-Кошиц написал на своей странице в фейсбуке: «Иду по двору (не заасфальтированному до сих пор), навстречу ректор с зачетной книжкой в руках. Останавливает меня и просит поставить зачет дипломнику по нашему предмету задним числом, так как только завкафедрой имеет право это сделать. Я спрашиваю: а толк-то будет от этого студента? Подписываю, идем вместе обратно. Перегородив арку на Моховой (в нарушение всех правил ГИБДД), стоит вишневого цвета роллс-ройс. Опускается затемненное заднее стекло, милостиво высовывается рука, берет зачетку – и машина уезжает. Так получил зачет директор уже двух оперных театров В. А. Кехман. А двор до сих пор не приведен в порядок».

За эти годы я не переступила порога Михайловского театра. И некоторые мои коллеги, музыкальные критики, не написали ни слова о торгово-промышленной жизни этого театра. Но в принципе золотистые бананы в различных эквивалентах делали свое дело, бойкота не вышло…

При этом мирной и благополучной жизнь Михайловского не назовешь. Протестные письма артистов. Немыслимая текучка кадров в разных подразделениях. А главное – бесконечные судебные иски к Кехману, обыски (в том числе и в театре). Прошлой осенью пресса сообщила о многомиллионном долге Кехмана перед Сбербанком и возбуждении против него уголовного дела, он находится под следствием и даже на какое-то время давал подписку о невыезде.

И вот этого подследственного внезапно назначают директором Новосибирской оперы – благополучного театра, обеспеченного изнутри радением уникального директора Бориса Мездрича и приглашенными «первачами», снаружи – зрительской любовью, а сверху – различными наградами, в том числе «Золотыми масками».

Кехман теперь будет руководить двумя театрами сразу. Первый и совершенно беспрецедентный случай в отечественном театре.

С какого перепугу в нечестную руку из роллс-ройса Министерство культуры подобострастно вложило ключи от третьего по величине оперного театра страны?

Оно как бы испугалось кучки «православных активистов», которые давно агрессивно бузят в Новосибирске, борясь то с выставками, то со спектаклями. Не так давно по их наущению митрополит Новосибирский Тихон, якобы оскорбленный оперным спектаклем «Тангейзер» (который в глаза не видел), подал на Мездрича и режиссера Тимофея Кулябина в суд. Но суд не усмотрел состава административного нарушения и дело закрыл.

И вот, когда невиновность Мездрича доказана, Минкульт велит ему извиниться перед верующими (за что?) и вместо неподсудного Мездрича назначает подсудимого Кехмана. Назначает, не обращая внимания на голоса руководителей всех крупных театров (а в защиту «Тангейзера» печатно высказались все – от Табакова до Додина, от Захарова до Фокина, давно театральная Россия не была так единодушна).

Особенно умиляет нынешнее радение Владимира Кехмана за сохранение классики и истинного православия (на сайте Минкульта, клеймя Мездрича, он клянется в верности устоям, сообщая, что сам крещеный еврей – как будто это что-то означает…). Ведь если посмотреть на продукцию Михайловского с позиций митрополита Тихона, то его вряд ли устроят спектакли приглашенных Кехманом Дмитрия Чернякова, Андрия Жолдака и Андрея Могучего…

Все мы помним из истории «чугунный» уваровский цензурный устав, принятый после 14 декабря 1825 года. Он просуществовал недолго, потому что даже «Отче наш» при его содействии можно было трактовать в якобинском духе. И его отменили. И если бы не инициатива снизу верноподданного Фаддея Булгарина – ввести особую театральную цензуру и отдать ее Третьему отделению – театральная жизнь России сложилась бы по-другому… Сегодня, по следам «Тангейзера», с подобной инициативой выступает замглавы администрации президента Магомедсалам Магомедов, он предлагает ввести «приемки» спектаклей – как в хорошо забытые советские времена.

И конца-краю этому безумию пока нет…

Если театральное сообщество не добьется сейчас отставки министра Мединского, завтра рот театра заткнут уже не бананом. Просто – заткнут.

Марина ДМИТРЕВСКАЯ, профессор СПбГАТИ