Онкология: неестественный отбор

В течение года в прессе не раз появлялись сообщения о том, что в городских онкологических больницах не хватает лекарств. «Новая» провела расследование и убедилась: лекарств действительно не хватает, хотя городские власти продолжают это отрицать.

В Петербурге действует два городских онкологических центра: клинический научно-практический онкоцентр в поселке Песочном обслуживает северную часть города, а онкодиспансеры на Березовой аллее и на пр. Ветеранов – южную часть.

В Песочном есть еще федеральный онкоцентр – НИИ им. Петрова. Там лечат больных раком, которым нужна высокотехнологичная или специализированная помощь, а также дают консультации всем желающим.

Как показало расследование «Новой», проблемы с лекарствами для химиотерапии есть в обоих городских центрах.

Началось все с письма, которое оказалось в распоряжении редакции благодаря активистам проекта "Росмедицина": «Сейчас в онкоцентре в Песочном опять дефицит лекарств. В дневном стационаре нет препарата циклофосфамид, компонента очень многих схем химиотерапии. Больным об этом не сообщают. Люди не знают, что не получают оптимального лечения. Врачи запуганы администрацией и скрывают правду о продолжающемся лекарственном дефиците. Проверки, организованные Комитетом здравоохранения, не выявляют фактов отсутствия препаратов. Из соображений экономии больных переводят на «сокращенные» схемы. Вместо 17 введений дорогостоящего препарата дают 9 и говорят, что этого достаточно. На самом деле это менее эффективно, что доказано исследованиями и противоречит даже инструкции препарата».

На условиях анонимности нам удалось пообщаться с пациентами онкоцентров. Они подтвердили, что положенную химиотерапию получить очень сложно, а подчас невозможно.

Те, от кого отмахнулись

Пациентка А: «Чтобы получить лечение химиотерапией, беготня и бюрократия страшные, больному сложно это выстоять. И здоровый не выдержит все это пробивать. У врачей загрузка сумасшедшая, они даже не видят больных – физически не успевают.

Мне несколько месяцев назад отменили лечение препаратом «Кселода», заменили на другой – опухоль сразу пошла вскачь. Я полгода не сплю. Кселоды как не было, так и нет».

Сестра пациентки Б: «Моя сестра болеет с 2013 года, ей сразу поставили третью стадию. Начали делать химию, но опухоль только росла. Осенью прошлого года я наткнулась в интернете на герцептин. Сестра пошла на платную консультацию, консультировал врач, основное место работы которого – в онкоцентре в Песочном. Сказал, что с ее опухолью назначенный ей анастрозол бесполезен, и подтвердил: нужен герцептин.

Мы решили бороться за назначение герцептина. Но когда спросила у лечащего врача, та только отмахнулась: мол, начитались в интернете, его назначают только умирающим!

Мы получили еще одну заочную консультацию, в Москве, в Институте им. Сеченова, – там тоже рекомендовали в нашем случае герцептин».

Я слышала, что в Питере его не назначают, так как очень дорого, хотя он и входит в стандарт. Годовой курс – 1 млн 800 тыс. руб. У нас таких денег нет.

Сестре провели еще один курс химии, он не помог, появились метастазы в легких. Ей 60 лет, такое впечатление, что просто не хотят на нее деньги тратить».

Пациентка В: «У меня рак первой стадии, но с большой агрессивностью, именно тот, для которого показан герцептин. Это заключение мне дали в федеральном НИИ Петрова в Песочном, а также заочно в клинике в Мюнхене. Обратилась в городской онкоцентр на Березовую. Мой химиотерапевт тоже считает, что мне нужен герцептин, но не может написать это в карточке. Устно говорит: да, полагается.

Меня пригласили на врачебную комиссию на Березовой, сидело пять человек, и там я услышала, что герцептин мне не назначат, так как у меня первая стадия. Причем это было только в устной форме: я хотела увидеть письменный отказ, но в официальных бумагах ни слова об этом не было.

Герцептин – это, по словам пациентов, с которыми я общалась, как заслуга, не для всех. Потому что на всех не хватает. Стоит 80 тыс. одно введение, а нужно в течение года 18 штук. Собираюсь жаловаться, выбивать себе лечение».

У них все хорошо. А у нас?

Отметим, что крайне дорогой герцептин (действующее вещество трастузумаб), дорогая кселода (капецитабин) и очень дешевый циклофосфан (циклофосфамид) находятся в Перечне жизненно важных и важнейших лекарственных препаратов. Этот перечень утвержден распоряжением Правительства Российской федерации, и все препараты, указанные в нем, должны предоставляться гражданам нашей страны бесплатно, если к тому есть медицинские показания.

Однако, как мы видим, не предоставляются.

Ситуацию для «Новой» прокомментировала Елена Ткаченко, заведующая отделением краткосрочной химиотерапии НИИ онкологии им. Петрова, до мая 2013 года работавшая в городском онкоцентре в Песочном.

«Ко мне на консультации приходят больные из обоих городских центров. Со слов больных, сейчас в центрах нет не только таких дорогих лекарств, как герцептин, но и цитостатиков, которые должны быть в любом случае: циклофосфан, капецитабин, доксорубицин, эпирубицин, препараты таксанового ряда, – рассказывает Елена Викторовна. – Действительно, врачи вынуждены замалчивать рекомендации, так как не имеют возможности назначить лечение дорогими препаратами. Конечно, они делают это не по собственной инициативе. Положим, лечащий врач выпишет тот же герцептин – но лечить им центр не станет, потому что его нет. Пациент пойдет жаловаться в Комитет по здравоохранению, который, в свою очередь, заставит главврача писать объяснительную. Понятно, что на заварившего такую кашу лечащего врача в этом случае будет оказываться сильнейшее психологическое давление. К сожалению, у нас в НИИ им. Петрова квот на герцептин нет, но мы можем давать официальные заключения как ученые, выписываем рекомендации на герцептин и другие дорогие лекарства тем, кому они нужны».

За комментарием «Новая» обратилась в Комитет по здравоохранению. На вопрос, обеспечены ли онкоцентры такими лекарствами, как герцептин, циклофосфан, кселода, доксорубицин, эпирубицин, таксанами, из комитета ответили: «На данный момент в лечебных учреждениях Санкт-Петербурга имеется необходимый объем указанных вами препаратов для химиотерапии. На 2015 год закупка препаратов запланирована с учетом данных о количестве больных с различными видами злокачественных новообразований».

Также мы спросили комитет, соответствуют ли действительности факты, о которых сообщают наши источники: что врачи отказываются назначать больным бесплатное лечение герцептином даже в случае прямых показаний к такому лечению из-за отсутствия лекарства в распоряжении центров. Комздрав не подтвердил, но и не опроверг это предположение: «Обращения граждан, содержащие указанные вами нарушения, в адрес Комитета по здравоохранению не поступали».

А если честно?

Очевидно, что городские онкоцентры не справляются с нагрузкой. И вряд ли вину за это можно возложить на врачей или администраторов. По словам Елены Ткаченко, в 2011 году, когда она работала в центре на Песочном, его потребность в лекарствах могла покрыть сумма в 1 млрд 300 млн руб. При этом на весь город (то есть и на Песочный, и на Березовую) было выделено около 900 млн руб. – почти в четыре раза меньше!

С тех пор ситуация только ухудшилась. Государство не в состоянии отвечать по своим обязательствам перед онкобольными. В результате врачи, чтобы сохранить работу, вынуждены назначать неэффективное лечение и даже прямо обманывать пациентов. Ситуацию необходимо менять в корне.

Лечение от рака в принципе очень дорогое. Предоставить его бесплатно своим гражданам не могут и богатейшие западные державы. Например, в Англии четко определено, какую сумму можно потратить на лечение одного пациента, и если необходимые лекарства в эту сумму не укладываются, больному честно сообщают: нам денег не хватит. Тогда у больного по крайней мере появляется возможность обратиться в благотворительные организации или собрать денег с миру по нитке.

Возможно, такой честный подход был бы приемлем и у нас. Потому что пока получается так: если человек способен биться за свою жизнь, заставлять врачей ставить правильный диагноз и назначать правильное лечение, готов жаловаться и судиться – он в итоге добьется положенного лечения. Если же характер или состояние здоровья (речь ведь идет о раковых больных!) не позволяют человеку сражаться за свою жизнь – он обречен.

С другой стороны, нельзя не признать, что в нынешних реалиях снижать планку – непростительная наивность. Если тот же герцептин выведут из перечня жизненно важных, то мгновенно сократится и госфинансирование – будет все так же не хватать лекарств, уже менее дорогих, врачам все так же придется крутиться, жертвуя здоровьем и жизнями пациентов. Только герцептина не получит уже никто.

Единственное, что могло бы в корне изменить ситуацию, – слом всей системы финансирования и выстраивание новой, на принципах прозрачности, честности и личной ответственности. Но это, наверное, уже экстремизм?

Справка «Новой»

Лекарства для химиотерапии делятся на две большие группы: «старые» цитостатические и цитотоксические – яды, которые действуют неизбирательно и убивают как разнообразные раковые, так и здоровые клетки; и «новые» таргетные – специально разработанные вещества, которые действуют только на определенные виды рака, а потому против них более эффективны, чем «старые» (хотя для организма тоже не особенно полезны).

Фармацевтическая промышленность сейчас заточена в первую очередь на разработку таргетных препаратов, каждый год появляются новые лекарства против разнообразных видов рака, но и цены на них, как правило, астрономические.

Герцептин (трастузумаб) – таргетный препарат последнего поколения. Появился на рынке достаточно давно, в 2000–2001 годах, поэтому успел попасть в список жизненно важных препаратов. Применяется при агрессивном раке молочной железы (HER2-позитивный) – это около 30% всех случаев такого рака, а также в 10% случаев рака желудка. Если при лечении старыми видами химиотерапии женщины с HER2-позитивным раком с метастазами в печень умирали через три месяца, то при лечении герцептином могут жить годами.

Кселода (капецитабин) – относительно дорогой цитостатический препарат.

Циклофосфан (циклофосфамид) – дешевый цитостатический препарат.