Вера Берхман: "Пишу перед лицом жизни и смерти". Часть третья

Вы можете прослушать дневники  в исполнении заслуженной артистки России Ларисы Дмитриевой.

Полная биография Веры Берхман приведена в конце публикации.

С 16 на 17/VI — ночь

Белая ночь, уже утро вовсю. Часа в 2 меня разбудили, стук в дверь. Эти стуки! «Кто там?» — «Из № 9­го, откройте: маме плохо, сердце». «А мне, —  подумала я, — не плохо?» И все же пошла сразу, шприц — это единственное, что сейчас всегда наготове.

Больная из № 9, у нее порок с мерцательной аритмией. Я очень боялась, как введу камфору, руки плохие, и все мелкое я часто роняю. Но ввела, я помолилась, чтоб не уронить шприц. Больновато, больная морщилась. Лишь бы не инфекция, все примитивно, на руки, однако, дали водички. У них все есть из медикаментов, руки обтерла спиртом. Ну, слава Богу, шприцем камфора не пролилась. У них все есть, муж достает из аптечного склада. У них сейчас! есть туалетное мыло. Они меня сразу же ночью накормили, овощная тушенка из сухой картошки и капуста, заправленная мукой, соевый кисель в стаканчике, хлеба 150 граммов. Я ела, ела, не отказывалась, перекрестилась от довольства и ела все, а 2 конфетины дали с собой. Больной через 1/2 часа стало легче, муж дремал на кресле, девочка легла, и я ушла.

Как она благодарна! За что? За то, что меня же накормила? Это я должна благодарить. А разве это норма жизни — помочь больной и от нее же взять обратно? Грош цена и даже нет гроша. Разве я делала так раньше? Ксеня и сейчас так бы не сделала.

…Во дворе встретила добряка врача Бориса Моисеевича (который мне помогал выживать). …Я сказала ему, между прочим, и очень глупо сделала, что сказала, что веду дневник по примеру умершей сестры своей — дневник ее я еще не читала, но как только можно будет, его достану…

Вера Берхман, 1907 г.

20/VI 1942 г.

…Обстрел! Тянулся долго. Кто погиб в эти минуты? Много ли их? Всех упокой, Господи... Сколько у меня раньше было молитв и просьб к Богу. Теперь — никаких. Полное одиночество, 100% изоляция от себе подобных, так в этот час мне кажется, что 100%. И свою заключенность в вымершей квартире я принимаю как великое благо. «Христе, Свете истинный! — так говорю я Богу. —  Ты так долго, так долго не идешь посетить мою озверевшую душу. Ты совсем пропал из меня. И вот я Тебе, Господи, что говорю сейчас? Ни слез, ни горя, ни радости я не ощущаю. Все исчезло — все прошло. И единственно, что я могу Тебе сказать, —  это то, что я одна теперь, Господи! Я одна, одна, одна...»

И вот случилось какое чудо. После последних написанных строк я взяла Евангелие, давно не читанное. Раскрыла и читаю, и глазам своим не верю — и кто тому может поверить? «Но я не один, потому что Отец со Мною».

Принимаю глагол Твой, Господи! Принимаю его, как принимают дети и дурачки, принимаю слова эти, как будто мне человек в самое ухо в этой пустой комнате сказал, так приняла, как певчие тон от камертона, и отвечаю сейчас же, вслух, в уши Твои, Господи!

Верую, аминь. Я одна, а Ты будь со мною. Будь отныне со мною. Прошу, чтоб мне в моей пустоте ни от кого, ни от какой страсти не было бы страшно, Аминь!

Сейчас ложусь спать. Я помолилась опять, как могла. …Боже мой, Боже мой! Что случилось с душой, с людьми, с миром, со всеми нами?..

Сегодня 25/VI 1942 г.

Бог опять спас жизнь, и если не жизнь, то я не изрезана и не исколота. Дело было так: проснувшись, я умедлила на 5 каких-то минут встать и пойти в кухню мыться. Захотелось дистрофику полежать лишние минуты, а главное, не в привычке у меня валяться так. И только-только я снова опустила голову на подушки — бац! Треск, грохот, звон! От первого же артобстрела и первого снаряда вихрем выбило в моей кухне стекла с 2-­х окон и покоробило раму. Стекла легли на пол и плиту угольчатыми пластами, птицы какие-то стеклянные, влетевшие в окно! И везде насыпаны косячки, острячки, и я могла бы здесь быть, все это дело одной минуты, и я замедлила. И сейчас — Бог спас жизнь. А в комнате — ничего, только упал образ, и то небольшой, и картинки.

Я подобрала где и как возможно вылетевшие стекла: вот это, например, смотрю и думаю, какое громадное, угольчатое, если б об меня — всю бы изрезало...

21 августа

…Для чего я выжила? Надо только понять как следует умом и сердцем. И то и другое у меня слабо.

…Вчера, 20 августа 1942 г., после долгой разлуки с церковью, я… могла быть у обедни и приобщиться Св. Таин. Это первое причастие после 4/II 1942 г., после того Соборования и Приобщения в комнате Ксении. Меня поразила в церкви общая молитва людей в приходе. Как молятся! Сколько слез! У меня было такое чувство, будто и сюда пришла не снова, а в первый раз. Меня все встретило новизной. И вопросом — почему я так долго здесь не была? Из-за ног? Из-за сердца? Не оправдание. У всех и ноги, и сердце, и все стоят, молятся, плачут. Я по-прежнему тупая тварь.

…После катастрофы 1941–1942 резко, всей жизнью отмежевалась от людских интимностей. Какая великая пауза жизни. Многие ли сознательно отнесутся к этой паузе?

Живу в вещевом довольстве: белье, безделушки, платье, посуда. И все ни к чему теперь. Готовилась умереть, а умерли другие и всем нагрузили. Раздаю понемножку…

Дети - жертвы артобстрела. 1943 г.

23/VIII

…В воскресенье снова попала в церковь. А в баню, недавно возобновленную, все еще не попасть, очереди. Все равно дома вымылась в субботу, как могла. К обедне пришла вовремя, к началу.

…Сейчас между завтраком и обедом еду на Удельную. Надо сговориться, чтоб мне указали Танину – Колину могилу. Мне кажется — увижу могилу, скажу: «Ныне отпущаеши», — большая будет радость.

Мое горе по Тане, Коле, Ксении велико, но с тех пор, как я добилась до церкви, до панихид, записок, а главное — до Таинства, мне стало легче, я живу, надеюсь на встречу с ними…

7 ч. веч. 23 августа 1942 г.

До могилки снова не добраться. Поехала к Сусанне, застала ее дома… Сусанна мне предложила тотчас же ехать на кладбище, я обрадовалась. Сказала, чтоб я нарезала из палисадника Тане цветов... Тане? Тане? Этот палисадник, скамейка, и цветов — Тане? Куда? На могилу? Да ее смех тут же слышен в кустах, где поспела малина и синий аконит силится перегнать своим ростом флоксы и желтые георгинчики. В слезах резала я потихоньку цветы. Потом мы их поставили в баночки, налив водой, съели по тарелке щей и вышли. Еле-еле шла, очень плохо с сердцем. Всячески стараюсь это скрыть, да и что говорить, у всех почти так. В груди томно, ноги, руки. Трудно жить оставшимся в живых...

28/VIII 1942 г.

…Вдруг вспомнила, какой сегодня день. Начала молиться Божией Матери: «Она во Успении мира не оставила». Иду на службу. Вчера был день значительный, бурный, один из тяжелых дней ленинградского жителя. На Западном фронте у нас победы. В городе снова кладбище. Столько разворотил домов, столько угробил людей и, главное, детей.

 …«Какая будет жизнь?» — шептала Ксения за 1/2 часа до кончины. Ксения, ты видишь — какая.

Зенитные установки на Марсовом поле, 1942 г.

30 августа 1942 г.

Была в церкви, приобщилась Святых Таин. Непостижимые, вечные, страшные! Как благодарить Бога? Я — недостойный ропотник…

10.30 поехала на завод взять хоть хлеба на весь день, т. к. на рацион не попала. И что же! Мне дали не только хлеба полкило, притом белого, а налили еще целую банку настоящего кофе и выдали по талончику из кухни завтрак: пшенную кашу с кусочком масла.

…И жизни сейчас, по земному судя, настоящей нет, а смерть страшна из-за грехов и потому, что мы, живые, не знаем, что такое она. Живешь сейчас как умираешь, и умираешь, если вспомнить Ксеню, в сознании полной непреходящей жизни.

Я решила паче всяких своих сил навещать больных в больницах сколько могу… Асегодня еду снова на Удельную искать Таню. Достигну ли ее? Это кара за мое равнодушие, что не могу ее найти…

Продолжение следует.

Первую и вторую главы дневника Веры Берхман читайте здесь. 

Первую, вторую  и третью главы дневника Татьяны Великотной читайте здесь.

Биография

Вера Константиновна Берхман родилась 10 сентября 1888 г.

Она окончила в Петербурге Василеостровскую женскую гимназию, а в 1913 г. — ускоренные курсы сестер милосердия Общины сестер милосердия им. генерал­-адъютанта М. П. фон Кауфмана Общества Красного Креста, основанные в 1900 г. по распоряжению императрицы Марии Федоровны.

С началом Первой мировой войны В. К. Берхман была командирована в лазарет для тяжелораненых Военно-­санитарной организации великой княгини Марии Павловны. Судя по всему, усердие на этом поприще она проявила не малое, так как уже в январе 1915 г. была награждена нагрудной медалью на Анненской ленте за особые труды и усердие. Спустя всего месяц она была снова отмечена, на сей раз золотым наперсным крестом великой княгини, а в ноябре — Георгиевской медалью 4­-й степени за то, что под сильным обстрелом 28 июля на станции Межиречье и 30 июля на станции Брест­-Литовск, «подвергая свою жизнь опасности, оказывала помощь раненым». В декабре 1915 г. она получила еще одну награду — серебряную медаль на Владимирской ленте «За отличную усердную службу и труды».

Болезнь заставила Веру Константиновну в мае 1916 г. оставить службу военных медсестер. С 1917 г. она постоянно жила в Петрограде/Ленинграде на Малой Посадской ул., д. 17. Ежегодно 30 сентября, в день именин, в ее просторной комнате собирались родственники.

Сама Вера Константиновна работала медсестрой в различных учреждениях. Дольше всего она проработала в здравпункте при артели «Лесопильщик» (1932–1940 гг.). В течение последующих трех лет ей пришлось семь раз поменять место работы, как правило, по не зависящим от нее причинам. Великая Отечественная война застала ее на работе в поликлинике № 2 Василеостровского района. В марте 1942 г. она работала лекарским помощником на фабрике искусственных зубов, спустя три месяца была переведена в здравпункт фабрики имени Конкордии Самойловой, но проработала там немногим более месяца. Новым местом работы стал здравпункт завода им. Макса Гельца. Не прошло и четырех месяцев, как ей снова пришлось поменять место работы. В амбулатории на заводе «Линотип» она проработала 14 лет — до 1956 г.

Первая мировая война оказала колоссальное воздействие на Веру Константиновну. Церковь постепенно заняла в ее жизни основное место. Она стремилась не только не пропускать ни одной службы и педантично соблюдать посты: у нее возник огромный интерес к патристике, религиозной литературе вообще.

Вера Константиновна увлекалась театром, занималась сочинительством. До войны она написала своего рода хронику семьи Берхман. Сохранились и другие ее сочинения — «Последняя каша», «Россия неизвестная» и др.

Вера Константиновна скончалась 24 марта 1969 г. Ее похоронили на Шуваловском кладбище, в одной могиле с сестрой Татьяной Константиновной Великотной.

Дневники вошли в книгу «Записки оставшейся в живых: блокадные дневники Татьяны Великотной, Веры Берхман, Ирины Зеленской» (Спб., Лениздат), которая в настоящее время находится в типографии.

Книга подготовлена к печати (состав, статья, комментарии) сотрудниками Санкт Петербургского института истории РАН Александром Чистиковым и Александром Рупасовым при участии Алексея Великотного. Дневник Веры Берхман публикуется впервые.

Публикация подготовлена Наталией Соколовской.

Создание аудиоверсии было бы невозможным без коллектива редакции «Эха Петербурга», осуществившего запись, обработку и монтаж материала.