Татьяна Великотная: "Я хочу, чтобы ты знал". Часть первая

Мы начинаем публикацию фрагментов блокадных дневников сестер — Татьяны Великотной (1894–1942) и Веры Берхман (1888–1969).

Представительницы русского дворянства, верующие, они прошли вместе со страной все испытания Первой мировой войны, революции, Гражданской войны. В 1941 году разделили участь ленинградцев, оказавшихся в блокадном кольце. В 1942-м Вера Берхман «по примеру умершей сестры своей» начинает вести дневник.

Оба дневника — свидетельство невероятной нравственной работы людей, находящихся на краю гибели. В тяжелейшее время, когда «нет прежних норм жизни и смерти», авторы дневников пытаются «выявить то, что под спудом», учатся «приневоливать волю к добру».

В конце блокады Вера Берхман запишет: «Приходя в себя от голода, холода, потерь, смертей и войны, я проснулась как от кошмарного сна, и проснулась другая».

Вы можете прослушать дневники Татьяны Великотной и Веры Верхман в исполнении заслуженной артистки России Ларисы Дмитриевой.

Татьяна Великотная: "Я хочу, чтобы ты знал". Часть первая

Полная биография Татьяны Великотной приведена в конце публикации.

Саша (сын. — Прим. Ред.) , для тебя пишу я эти скорбные строки. Ты отделен от меня тысячами километров, и нет надежды на нашу скорую встречу. …Многое может уже стереться из моей памяти всеразрушающим временем, а я хочу, чтобы ты знал, какие тяжелые минуты пережили мы в эту страшную зиму 1941/1942 годов.

…Когда нас посадили (служащего и иждивенца) на 125 г хлеба, то мы скоро осознали свое бессилие, пила падала из рук, папа (муж Великотной, Николай — Прим. Ред.)  с трудом колол дрова, а к середине декабря перестал носить воду из колодца. За период с 15 ноября по 15 декабря мы съели собаку и двух кошек…

…Мы спали для тепла полуодетыми в фуфайках, кальсонах, рейтузах, чулках, и я не имела случая видеть прогрессирующую худобу папиного тела. Я это увидела в январе…

…13 января произошла катастрофа. Был сильный мороз — 27°. Папа должен был взять карточки и деньги и прийти в столовую... Однако время истекло… а папы все нет. Я заняла очередь и вышла на улицу его встречать. Вижу — идет высокий старик, опираясь на палку. Воротник поднят, шея замотана шарфом (твоим красным, полосатым). Вокруг глаз — чернота, глаза смотрят безумные. Нос побелел — он не заметил этого. Я его подхватила под руку и привела в столовую.

…Это была его последняя прогулка. В своей комнате я папу раздела и уложила в постель. Он не терял сознания ни разу до смерти, голова была всегда ясная, чудно все помнил и обсуждал.

…Раз ночью папа услышал, как я шепчу молитву «Отче наш». «Прочти еще раз», — сказал он мне. Я прочла, а он повторял за мною.

…Все это я тебе пишу затем, чтоб показать тебе, как душа человека перед смертью ищет сближения с Богом, ищет идеала вечной правды и вечной жизни.

Последние три ночи он все ощущал складки под собой…

Николай Великотный, вторая половина 1930-х гг. Муж Татьяны Великотной Николай был преподавателем физики и математики в школе и техникуме, а с 1937 по 1941 г. работал инженером «Теплоэнергопроекта». Умер 22 января 1942 г. В письме Татьяна описывает последние дни жизни супруга

2/II 42

Последнюю ночь я вставала к нему всего три раза, и потом оказалось, что ему было очень плохо, но он не хотел меня беспокоить… Он лежал на всех подушках в специально сделанном «уголке», над ним была полочка твоей работы, и одну из коптилок я поставила на нее. Лицо оставалось в тени, но казалось мне значительно потемневшим и особенно страдальческим. …Вечером, когда я вернулась со службы (21/I), я его покормила с ложки, он ел с удовольствием, заедал хлебом, приговаривал «хорошо», но беспокоился, что Катя с Лидой не идут вместе обедать. …Наутро и у папы оставалась порция супа до нового обеда к вечеру, но Бог не судил ее уже папе. Последнее, что он из моих рук принял, было молоко…

Я налила ему полчашечки и поднесла к губам, голову надо было поддерживать рукой. Он выпил и сказал: «Хорошо»…

…Как назло, еле-еле папа скончался, Кате удалось получить перловую крупу. Вечером мы ели мясной суп с перловой крупой и перловую жидкую кашу. …Конечно, очень обидно: папа всю болезнь мечтал о каше. На другое утро мы с Катей пошли в совхоз, просили сделать гроб; отказ: досок нет. «Хороните без гроба, — сказал директор, — не вы первая». Мне показалось это очень оскорбительным и печальным, но теперь я пришла к другому заключению: время такое, что нет прежних норм жизни и смерти...

…25-­го, в воскресенье (мои именины), я выстояла 3 ч. на морозе за хлебом.

…На пятый день папиной смерти — 26-­го — ветер утих, но мороз был крепкий. В 11 ч. утра мы с Катей… вынесли тело, зашитое в мешок, длинный, худой костячок, и положили на саночки, привязав к деревянной полочке (одна из твоего книжного шкафа). Тяжелый был это путь на Шувалово.

…Могильщик рыл могилу для отпетого покойника в гробу, словом, для приличных похорон. Он предложил нам в эту же могилу зарыть тело папы. Мы спросили о цене — 100 р. Тебе трудно даже представить, как это оказалось для нас дешево и подходяще. Теперь хоронят за 250, 350 за кусок хлеба (т. е. паек рабочего 350 грамм). …Через 1,5 ч. могила была вырыта, папино тело было положено в специально подкопанную пещерку, а гроб с покойницей (это была старуха) встал на свое почетное место. Я все же упросила могильщика сделать 2 холмика, и т. к. папа помещен ближе к ограде очень хорошо отделанной могилы, то поставить около ограды над его холмиком крестик.

…Если бы ты, Саша, видел, что творится на Шуваловском кладбище! Стоят незарытые гроба! Стоят вскрытые гроба, и покойники в них лежат полураздетые, т. к. с них все сняли, что можно носить, валяются трупы голые, обезглавленные, с вырезанными частично членами. Я пришла в ужас от исхудавшего тела, у которого все же умудрились вырезать верхнюю часть ноги. С какой целью? Вытопить для продажи несуществующий жир?..

Вот эти-то картины и привели меня к сознанию, что лучше быть зарытому без гроба, как папе, чем брошенному на произвол судьбы в гробу.

3 февраля

…2 февраля провели весь день без хлеба.

Катя принесла пшена 400 г, и мы 2 раза ели полусуп-полукашу кончили мой килограмм отрубей, выпрошенный у директора.

В жакт управхоз так и не приехал и не привез никаких карточек…

4 февраля

Отработала 8-­часовой день в совхозе. Сварила в печке половину той кошачьей шкурки... Выстригла ножницами, сколько могла, шерсть и кусочки залила водой. Через 3 часа ела (пахло паленым) с хлебом. Комната была так набита опять работницами, ожидающими приезда Румянцева с иждивенческими и детскими карточками, что было трудно дышать. Я ушла в начале шестого. Дома Катюша сообщила, что опоздала прикрепить в гастроном наши карточки — это очень неприятно, т. к. гастроном лучше всех снабжает и там нет лестницы, а у Кати ноги и уже лицо опухли. Я очень за нее боюсь. Мы ежедневно едим все жидкое, и это вредно. Меня, наоборот, качает при ходьбе, ножки как спички, не держат…

8 февраля, воскресенье

Сегодня в 9-­м ч. утра я вышла из дому, превозмогая страшную боль в ногах (икры и колени особенно), и потихоньку дошла до Шуваловского кладбища. К моей большой радости, я увидела крестик дорогого Заи около тоненькой ограды и из-за мягких снеговых сугробов не подошла вплотную к могилке. Оттуда — в церковь. Трудно себе представить, сколько в церкви покойников. С правой стороны я сосчитала десять, с левой около восьми, это открытые для отпевания. У входа, у дверей, на полу под ближайшими образами нераскрытые гроба, ожидающие очереди.

…Я еще разыскала 1,5 стакана примерно овсяной пыли и хочу просить Катю изобразить «супчик» (или сама к ее приходу сделаю) из этой ужасной «снеди».

…Я чувствую, что сердце требует покоя при таком отсутствии питания. Ноги мои болят и мешают мне. Худоба их не поддается описанию. И я так сама страшна, что избегаю всякой возможности смотреться в зеркало. Щеки провалились совсем, цвет лица землистый, скулы и кости не прощупываются, а сразу определяются, и руке неприятно это прикосновение. При таком «питании» к весне вымрет 3/4 Ленинграда. Нас уверяют, что самое худое прошло, обещают подвоз продуктов, а Катя на улице слышала вчера от красноармейца, что будет прибавка хлеба: рабочим — 500 г, служащим — 400, иждивенцам и детям — 350. Скорее бы дали, все легче было бы…

9 февраля

…Пришлось в два приема проделать папины похороны: сперва зарыли, потом отпели, но нас с Катей ты осудить не можешь, а должен сказать спасибо, что мы своими слабыми силами довезли его тело до последнего места упокоения.

И у меня благодаря этому есть уже готовая могилка, где и я буду в свое время лежать. А как хочется жить, дожить до весны, до настоящей прибавки хлеба, до встречи с тобой!..

Продолжение дневника Татьяны Великотной читайте здесь. Последняя, третья глава доступна по этой ссылке.

Начало дневника Веры Берхман читайте здесь. Первую, вторую , третью , четвертую , пятую и шестую главы дневника Веры Берхман ищите здесь.

Татьяна Константиновна Великотная родилась 18 января 1894 г. Ее отец, обрусевший прибалтийский немец Константин Александрович Берхман (1856–1920), был женат на Александре Борисовне Хвостовой (1853–1924), дочери сенатора, тайного советника Бориса Николаевича Хвостова (1815–1883) и Надежды Ивановны Красновой (1839–?). У Татьяны было две сестры — Ольга и Вера — и брат Александр.

К. А. Берхман был лютеранином по вероисповеданию, однако все его дети были крещены в православии. Он окончил Императорское училище правоведения (наб. р. Фонтанки, 6). Вся его жизнь в дальнейшем была связана со сферой юстиции. Пройдя по ступенькам служебной лестницы от следователя в г. Старая Русса до старшего нотариуса Псковского окружного суда, К. А. Берхман в 1912 г. получил чин действительного статского советника и занял должность товарища председателя Петербургского окружного суда. В январе 1920 г. он скончался в Житомире от тифа.

Берхманам принадлежало красивейшее имение Скоково в Псковской губернии. Их дети на всю жизнь сохранили самые светлые воспоминания о Скокове, где семья проводила каждое лето. Увлечения семьи были разнообразны. Летом — спорт, лошади, домашние театрализованные постановки. Мать и дети играли на фортепьяно, много читали. Отец серьезно занимался живописью, рисовал акварелью, углем, писал маслом. В 1995–2007 гг. в экспозиции музея­-заповедника А. С. Пушкина «Михайловское» выставлялось семь рисунков Берхмана из архива его внука, А. Н. Великотного.

В Петербурге семья жила на Большой Зелениной улице, в доме 9 (ныне № 13). Сестры окончили женскую Василеостровскую гимназию ведомства императрицы Марии Федоровны. В этом заведении обучались девушки из самых разных слоев общества.

Татьяна Константиновна рано начала сочинять стихи. Будучи гимназисткой, печаталась в газетах и журналах. Любила стихи поэтов Серебряного века. В 1914 г. выпустила поэтический сборник «Первые песни», передав экземпляр с посвящением своему троюродному брату Александру Блоку. В 1915 г. она блестяще окончила Императорский женский педагогический институт (был единственным женским институтом в России, который признавался Министерством народного просвещения в качестве высшего учебного заведения). В мае 1917 г. Татьяна вышла замуж за выпускника физико­-математического факультета Санкт-Петербургского университета Николая Александровича Великотного (1887–1942), которого знала с детства. Во время Первой мировой войны он поступил вольноопределяющимся в Михайловское военно­-инженерное училище, был произведен в подпоручики, воевал. 14 августа 1922 г. у четы Великотных родился сын Александр.

В 1920–1930­ гг. Т. К. Великотная преподавала в школе русский язык и литературу. Н. А. Великотный был преподавателем физики и математики в школе и техникуме, а с 1937 по 1941 г. работал инженером «Теплоэнергопроекта». Супруги чудом избежали репрессий.

Н. А. Великотный умер 22 января 1942 г.

Т. К. Великотная — 1 апреля 1942 г.

Александр, которому посвящен публикуемый дневник Т. К. Великотной, окончил в 1944 г. ВМУ им. Фрунзе. Воевал, дважды был награжден орденом Красной Звезды, дважды — медалью «За боевые заслуги». Вышел в отставку в звании капитана 1-го ранга. В феврале 1945 г. он женился на Марии (в дневнике Т. К. Великотной — Мусе) Георгиевской (1921–2013), с которой дружил со школы. Мария была дочерью священника, протоиерея Дмитрия Георгиевича Георгиевского (1877–1942). Она помогала Татьяне Константиновне до самой ее кончины.

Выражаем благодарность

Дневники вошли в книгу «Записки оставшейся в живых: блокадные дневники Татьяны Великотной, Веры Берхман, Ирины Зеленской» (Спб., Лениздат), которая в настоящее время находится в типографии.

Книга подготовлена к печати (состав, статья, комментарии) сотрудниками Санкт Петербургского института истории РАН Александром Чистиковым и Александром Рупасовым при участии Алексея Великотного. Дневник Веры Берхман публикуется впервые.

Публикация подготовлена Наталией Соколовской.

Создание аудиоверсии было бы невозможным без коллектива редакции «Эхо Москвы» в Петербурге, осуществившей запись, обработку и монтаж материала.