Ехать в Россию было страшно. Оставаться на Украине – страшнее

Приезжают самостоятельно, организованными группами — в основном автобусами из-под Ростова: там с первых дней войны созданы палаточные лагеря. Десятки людей — главным образом женщины с детьми — каждый день приезжают к нам с парой сумок в руках, а чаще — только с документами и вещами, которые схватили в последний момент, все в летних платьях и сандалиях.

Может, кто-то назовет их сторонниками сепаратистов, но они все равно беженцы, увозившие от обстрелов своих детей, им всем нужны помощь и сострадание. Но Петербург и область уже сейчас с трудом справляются с этим потоком, в ближайшие недели может наступить коллапс.

Телевизор еще не все ужасы показывает…

— Сегодня мы здесь седьмой день, до этого жили в палаточном лагере под Ростовом, — высокий худощавый Сергей качает на руках младшего из троих детей (свои фамилии не назвал ни один из собеседников: у многих в Украине остались родственники, у некоторых мужья, братья или старшие сыновья в рядах ополчения). — Все из Луганской области, мы вот из Лисичанского района, здесь есть люди из Антрацита, из Горловки. Через четыре дня улетим в Хабаровск, за нами пришлют самолет МЧС.

Всего в закрытой на лето районной больнице в Рождествено расположились 26 человек — шесть семей, в каждой по двое-четверо детей, все не старше десяти. В больнице беженцев устроили с комфортом: у каждой семьи отдельная комната-палата, есть душевые, помещение для стирки, столовая, где их кормят: средства на это выделяются из резервного фонда правительства Ленобласти. В ближайшую среду эта группа улетит в далекий Хабаровский край — там их уже ждет работа, обещали жилье.

— Я работал на Роснефти, пока наше предприятие стоит, не разрушено — если по нему попадут, от всех соседних городов ничего не останется, — говорит Сергей. — А другие предприятия обстреливают, по шахтам бьют.

По словам Сергея, зарплаты и пенсии — с перебоями и задержками — платили до того времени, пока не начали бомбить Славинск (именно так — Славинск, а не Славянск местное население называет этот город). А когда полетели самолеты и снаряды, платить перестали вообще. И продовольствие из магазинов практически пропало: «Ни макарон, ни круп, муку разбирали в минуту, — поясняет Сергей. — Машины с продовольствием не пропускали через блокпосты, на полках оставалась одна гнилая колбаса».

Когда грохот от перестрелок стал невыносим, а над головой полетели снаряды, семья перебралась в Ростовскую область.

— На Украину не вернетесь?

— Некуда возвращаться — пока наладят инфраструктуру, пройдет не один десяток лет, а детей сегодня кормить надо, — рассуждает Сергей.

В этот момент с больничного крыльца кубарем скатывается котенок, за ним как горох высыпает компания детей пяти-шести лет. Кот скачками пересекает дорожку и скрывается в кустах.

— Местный или из дома привезли?

— Это мой кот Дэкс, — рассказывает Маргарита. — Я сама из Славинска, кот прибился ко мне во время войны, пришел после очередного обстрела. Надо будет ему справку у ветеринара взять, вдруг в самолете потребуют?

Маргарита на пенсии, но до последнего дня работала: у нее в Славянске было свое ЧП, занималась торговлей. Когда начались обстрелы, торговля практически прекратилась — через блокпосты ее не пропускали, а у людей, которые приходили в ее магазин за товарами, на обратном пути отбирали сумки.

— Сегодня звонила в Славинск друзьям, они говорят, что сейчас не бомбят, а когда мы уходили — бомбили так, что ужас, — рассказывает Маргарита. — Семеновка, где я с этим котом попала под бомбежку, разрушена. В Черемховке, где я жила, церковь разрушили, жилые дома, пенсионный фонд, детские сады. Школу, где училась моя внучка Варя, разрушили — дети последнюю четверть не учились. С Карачуна били, это гора неподалеку. Пенсию с мая уже не платили. Сюда приехала с дочерью и внучками — мы живы-здоровы, но вся жизнь перечеркнута, дома брошены. Сейчас вот решили поехать в Хабаровск — не знаю, как там сложится, но хуже, чем на Украине, уже не будет.

Картинки из ящика

— Никто не думал, что будет переворот власти, мы же надеялись, что власть сама справится, — объясняет Рита. — А теперь там запад руководит. Западные, они кто? Католики, а мы православные, мы воспитаны на патриотизме, 9 мая для нас праздник, Ленин — наша история, русский язык — родной.

— Разве вам не разрешали говорить по-русски?

— Мы только по-русски и говорили, но потом западенцы потребовали запретить русский язык! — возмущается Роман.

— И в Евросоюз они вступили без нашего согласия, — подхватывает Маргарита. — Нас ведь никто не спрашивал. И новую власть мы не избирали.

— Не было возможности проголосовать?

— Почему же, была, — говорит Роман, — я сам в избирательной комиссии был. Но мы все не пошли голосовать, нам нового президента не надо.

В Доме офицеров в Агалатово разместились 57 беженцев, большинство живет здесь уже вторую неделю. Сейчас среди украинских гостей царит чемоданное настроение — большая часть из них тоже собирается лететь в Хабаровский край. В фойе на первом этаже, где находится пункт приема гуманитарной помощи, идет примерка теплых вещей — зимы в Хабаровске суровые, а большинство приехавших ничего теплого с собой просто взять не успели.

— Мы не хотим лететь в Хабаровск, наши мужчины на Украине остались, — говорит Любовь Ивановна. — Мы с дочерью и внуками уехали, но далеко боимся отправляться — вдруг там не получится, а у нас и денег нет, чтобы вернуться. Нам сейчас помогают найти работу здесь, дочь с высшим образованием, она педагог, я железнодорожник, тоже буду работать, хотя уже на пенсии, на любую работу пойду.

Возможно, найдут себе здесь работу и Света с Андреем: медики везде нужны.

— Мы отвозили собаку к родственникам в Ростовскую область, чтобы она не страдала от грохота снарядов, а обратно не смогли вернуться — начался обстрел приграничной области, через границу из России было не пройти, и мы остались, — рассказал Андрей. — А родители остались в Ростовской области, надеются, что им разрешат вернуться, когда бои закончатся.

— Они территорию делят, — возмущается Евгения. — Олигархи между собой не могут договориться, а Донецкая и Луганская области за это отдуваются.

— Там не из-за языка все началось, а из-за политики, — считает Светлана. — Они кресла в правительстве делят, им не до нас. Как мы сначала обрадовались перемирию на три дня!.. Надеялись, что люди успокоятся, а потом перемирие продлят и все остынут. Но стрельба началась снова.

Две бодрые барышни 10 и 12 лет прыгали по фойе.

— Я видела, как самолет летел и горел, мы быстро побежали домой, повесили на окна кульки несгораемые, а сами спрятались, — затараторила Юля.

— А моего папу ранили! — сообщила Маша.

— Вы хотели бы вернуться назад?

— Да, там много родственников осталось! — хором ответили девочки. — Они говорят — мы будем беречь свой дом, чтобы вы вернулись.

— Я маме говорю — хочу в свою прежнюю школу! — говорит Юля. — Мы очень надеемся, что это баханье перестанет и тогда мы вернемся!

Как рассказали корреспонденту «Новой» беженцы, живущие сейчас в поселке Агалатово, до них дошли слухи, что в Хабаровске уже не много мест для шахтеров, желающих куда больше. А в спину им, живущим в Доме офицеров, уже дышит следующая группа, которую здесь планируют принять на этой неделе.

Кто на новенького?

В прошлый понедельник из-под Ростова выехал очередной автобус с беженцами из Донецка, в конце недели он прибыл в Петербург. Сейчас больше двух десятков человек устроились в здании бывшего детского садика в поселке Гарболово Всеволожского района. В минувшую субботу туда выехали врачи для осмотра прибывших, чиновники Комитета по труду правительства Ленобласти и представители УФМС.

— Мы решили, что будем здесь жить и работать, — говорит Ирина. — Там мы не нужны своему правительству. У меня в Донецке муж остался, старшая дочь. Сегодня звонила мужу, он рассказал, что в центре дома целы, а окраины бомбят. Я родилась на Украине, хотя вся родня русские. Я всегда любила Украину, а сейчас — ненавижу. И хочу только одного: спокойно воспитывать своего младшего сына, чтобы он вырос, получил профессию, чтобы его не наказывали за то, что он говорит по-русски. Мы же его из-под обломков вытащили — он прятался в подвале от обстрела, и дверь завалило досками, кусками штукатурки. И мы сразу уехали в чем были. Так что мы не вернемся.

Валентине Антоновне уже 67 лет, но она тоже собирается работать, сидеть на пособии или жить за чей-то счет не хочет.

— Я всю дорогу ехала и хотела вернуться назад, — на глаза пожилой дамы наворачиваются слезы.

Как сложатся судьбы беженцев — сказать непросто: остаться в Петербурге смогут только те, кто самостоятельно найдет себе жилье и работу, мест для временного проживания беженцев в Петербурге нет. Пока основная нагрузка по их приему ложится на Ленобласть: по данным УФМС, сейчас в Петербурге находится около полутора тысяч беженцев из Украины, в область направлены 600 человек. Больше ста человек приютили монахи Валаамского Спасо-Преображенского монастыря на своем подворье в Приозерске. На призыв Украинской национально-культурной автономии Петербурга откликнулись около полутораста петербуржцев.

Губернатор Ленобласти принял решение выделить 7 млн. рублей из резервного фонда для оказания им помощи. Сейчас в областном правительстве обсуждается возможность размещения беженцев с сентября в лагерях и на базах отдыха — когда отдыхающие вернутся к работе.

Но поток людей не сокращается, и, возможно, этих средств окажется недостаточно. По словам Елены Дунаевой, начальника УФМС по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, только с января этого года за консультациями в управление обратилось 24 тысячи граждан Украины. О желании получить статус беженцев, а затем и российское гражданство заявили пока 150 человек. Но технические возможности миграционной службы ограниченны, в очередях на Смолячкова, 15, люди проводят целые дни и все равно не могут за один раз подать документы. В среднем ежедневно в УФМС обращается около 500 человек, а реально принять с документами на получение статуса беженцев чиновники ведомства могут только 35 человек в день: процедура рассмотрения заявлений длительная. Так что талоны выдаются на три недели вперед. И хотя миграционный учет теперь продлен для граждан Украины до 180 суток и будет продлеваться в дальнейшем, эффект снежного кома неизбежно накатит на Петербург.

P. S.

Друзья рассказали корреспонденту «Новой» трагикомическую историю. К ним с Украины приехала семья: папа и мама когда-то выучились в Ленинграде на инженеров, сейчас с ними приехал взрослый сын со своим маленьким сынишкой. Бабушку удалось перевезти к родственникам. Когда глава семейства уговаривал свою старенькую маму уехать, то сказал ей: мама, нужно уезжать, идет война. «С кем война? — изумилась старушка. — С немцами?» «Я несколько секунд не мог сообразить, что ответить — рассказал он. — Ну не мог же я сказать, что украинцы воюют с русскими! Да, говорю, мама, с немцами. Она успокоилась и уехала».