«Есть идея резко сократить число ученых»

Снят последний директор из числа руководителей научных учреждений Министерства культуры. Татьяна Клявина продержалась на директорском посту дольше остальных: Дмитрия Трубочкина, Кирилла Разлогова, Юрия Веденина убрали значительно раньше. Коллектив РИИИ начал бунтовать еще в конце апреля, и до сих пор этот бунт не утихает: сейчас сотрудники готовят петицию в адрес Академии наук с просьбой взять научное учреждение под свое крыло. Бывший директор РИИИ (Зубовского института) Татьяна Клявина рассказывает об истории и причинах возмущения ученых.

Татьяна Клявина:"если говорить о нашем особняке на Исаакиевской площади, то нам ни разу даже не намекнули, кому его передадут. Но все министерские чиновники, которые у нас тут побывали, в один голос заводили песню про плохой ремонт — хотя совсем недавно за министерские, то есть бюджетные средства у нас была проведена огромная реставрация, которую специалисты и эксперты оценили на отлично".

— Эта история развивается с лета прошлого года — еще тогда было очевидно, что министерство сделает все, чтобы кардинально сократить сотрудников своих научных учреждений. Нас еще в прошлом году пытались слить то с Университетом культуры, нашим питерским «Кульком», откуда нам сейчас и прислали и. о., то с разлоговским Институтом культурологии. О своем увольнении и об увольнении директора Института им. Лихачева Юрия Веденина я узнала еще весной.

 Ведениным поступили вообще цинично: ему 14 мая вручили грамоту, а 15-го — приказ об увольнении. На это место назначали Павла Юдина, молодого человека из партии «Единая Россия», — не ученого, без степени, занимающего в Институте культурологии пост замдиректора. Сейчас Институт имени Лихачева практически закрывают — там идут массовые увольнения, но — никакого шума, тишина, есть только одна страница в ЖЖ, где описаны эти увольнения. В СМИ — ни слова. А то, что наш Зубовский бунтует, означает только, что на директорском посту я не затыкала людям рот, не унижала сотрудников, позволяла всем иметь свое мнение, — именно это сработало в критический момент. Мы особенно сплотились в последние месяцы перед началом бури — работая над новой концепцией развития института, очень старались вывести нашу работу на актуальный уровень.

Правда, оказалось, что в министерстве это никому не нужно — когда я разговаривала с Ивлиевым, он и не скрывал, что даже не читал нашу концепцию.

— С вашей точки зрения, чего больше в этом процессе — передела имущества, желания во что бы то ни стало выполнить наказ президента о повышении зарплат?

— Имущество, конечно, играет немаловажную роль. Хотя если говорить о нашем особняке на Исаакиевской площади, то нам ни разу даже не намекнули, кому его передадут. Но все министерские чиновники, которые у нас тут побывали, в один голос заводили песню про плохой ремонт — хотя совсем недавно за министерские, то есть бюджетные средства у нас была проведена огромная реставрация, которую специалисты и эксперты оценили на отлично. Кроме имущественного интереса, есть идея резко сократить число ученых — это идет в общем русле всей внутренней политики: всем отраслям поставлена задача сокращаться и оптимизироваться.

— Те виды деятельности, которыми занимаются институты — Зубовский, культурологии, искусствознания, культурного и природного наследия, — плохо понятны большинству населения нашей страны. Слишком далеки вы от народа, от насущных потребностей. Не ставите спектакли, не снимаете кино…

— Мысль, что в будущем победит тот народ, та страна, чьи идеи и чей образ в мире окажутся наиболее конкурентоспособными, уже стала на мировом уровне почти общим местом. Не нефть, не газ, не высокие технологии, а привлекательные идеи и образы помогут сохранить народ и государство. Культура в создании и осознании идей и образов играет первостепенную роль, и вербализировать эти идеи и образы для мира можем именно мы — узкая прослойка, искусствоведы, которая осуществляет связь времен, заставляет работать приводной механизм между огромным культурным наследием народа и будущим. Это стратегический ресурс любого государства, выходящего на международную арену. А с чем мы, Россия, выходим? Можем надувать щеки сколько угодно, но посмотрите, что мы предлагаем миру и по каким образам мир узнает нас: в лучшем случае XIX век с Толстым и Достоевским — либо зэковские шапки-ушанки и красные звезды.

И я еще поняла бы эту политику, если бы мы обходились в миллиарды, как Сколково или Сочи. Но весь бюджет института составляет сорок миллионов рублей в год: содержание здания, текущий ремонт, зарплаты, командировки, выпуск книг, проведение конференций и семинаров в Петербурге и по России. Аспирантов обучаем со всей страны, сейчас, например, 30 человек в аспирантуру приехали — от Камчатки до Калининграда.

— Что потеряет российская культура, если вас и остальные институты закроют?

— Сию минуту, может, и ничего. Но страна понесет огромные потери в дальнейшем, связанные с осмыслением ситуации, с подготовкой специалистов. Эти потери трудно просчитать, но вот вам свежий пример: что было написано на «Алых парусах»? (Традиционный праздник выпускников в Петербурге. — Прим. ред.) «Праздник проводиться при поддержки правительства Петербурга…» — светился плакат на всю страну, говоря о бескультурье культурной столицы.

В советское время всем бы оторвали головы, начиная с губернатора. А сейчас — никто, кажется, не заметил ошибки. Даже само Министерство культуры допускает грубые промахи — на днях оказалось, что назначенная к нам и. о. директора госпожа Кох не имеет права финансовой подписи: в нашем уставе не предусмотрен исполняющий обязанности директора. Министерство, которое готовило мою замену несколько месяцев, не удосужилось познакомиться с нашим уставом! Я уж не говорю о том, что в моем приказе об увольнении слово «федеральный» в названии института написано с маленькой буквы — это же грубая грамматическая ошибка.

— Интересная картина получается: все остальные министерские институты молчат, а ваш борется. Почему?

— Потому что у нас есть коллектив. Многие сегодня считают, что это понятие устарело, что новое время требует проектного сознания — собрались на проект и разбежались, так, мол, живет цивилизованный мир. Но в цивилизованном мире действуют мощные профсоюзы, объективные суды. А в нашей стране, где практически отсутствуют реальные проф­союзы и граждане не верят судам, только коллектив может защитить работника. Я понимаю, что в министерстве не ожидали такой реакции: там, наверное, думают: вот, какие-то затюканные людишки за свои 15–20 тысяч чего-то кропают, дунь на них — и они сдуются… А оказалось, что есть коллектив, который готов противостоять бюрократической машине, и это сильно раздражает чиновников.

— Со стороны министерства это банальное недомыслие или что-то еще?

— Сама затрудняюсь объяснить: в труднейшее время, в начале 90-х, когда мы три года ни копейки не получали на коммунальные услуги, мы выжили, у нас были прекраснейшие отношения с министерством. Оно всегда было на нашей стороне: когда у нас пытались отобрать здание, министерство держало нашу сторону. Сейчас я ничего не понимаю! Что это за ситуация, когда учредитель топит свое учреждение, когда свои же нас и уничтожают!

Дословно

Резолюция экстренного собрания коллектива и ученого совета Российского института истории искусств от 01.07.2013
1. Выражаем недоверие Комиссии Министерства культуры РФ во главе с А. Н. Карповым, который позволил себе применить силу по отношению к аспирантке института.
2. Выражаем возмущение волюнтаристским решением министра культуры В. Р. Мединского переложить на институт работу департаментов министерства.
3. Протестуем против превращения института в режимный объект в связи с привлечением к работе в институте частного охранного предприятия.
4. Требуем, чтобы министр культуры В. Р. Мединский опроверг свои слова о том, что квартиры во флигеле института «раздаются направо и налево».
5. Выражаем недоверие и. о. директора О. Б. Кох, публично угрожавшей сотрудникам «репрессиями», и требуем отмены приказа о ее назначении от 18 июня.
6. Направляем телеграмму в адрес Президента РФ В. В. Путина и Председателя Правительства РФ Д. А. Медведева.
7. Выражаем поддержку Российской академии наук.