Иван Уралов: при Матвиенко я почувствовал себя пуделем

Каким бы ни был прошлый начальник, плохо отзываться о нем (даже оставив место работы) — дурной тон. Для руководителя же, давно расставшись с сотрудником, ругать его — вовсе абсурдно. Но именно прежний подчиненный — экс-главный художник Петербурга Иван Уралов — вывел из себя губернатора Валентину Матвиенко. Как известно, градоначальница разгневалась не на шутку: «Бывший главный художник советы дает! Да его не то что не слушать, его вообще надо привлечь за то, что он сделал с городом!»
Между тем заслуженный художник России, профессор Российской академии художеств, директор Института искусств СПбГУ Иван Уралов всего лишь критически высказался о самых «выдающихся» петербургских проектах: небоскреб для Газпрома, плавучий фонтан на Неве, каток на Дворцовой площади…
 

 

Серая книга Петербурга
— Иван Григорьевич, чем вы рассердили Валентину Матвиенко?
— Я сказал, что обращаться с Петербургом так, как сейчас, нельзя. Власти нужно уметь от чего-то отказываться, понимая, что многое в нашем городе недопустимо, что ты не можешь себе этого позволить, ибо через десятилетия будешь выглядеть Геростратом в глазах потомков. Монстром, который изуродовал уникальный памятник архитектуры, доставшийся нам и называющийся городом Святого Петра.
Услышать в ответ в свой адрес недобрые слова — черная неблагодарность. Хотя я ни на что и не рассчитывал, но не понимаю: почему нужно так огорчаться оттого, что горожане имеют собственное мнение? Профессиональное мнение. Ведь я говорил с точки зрения и жителя, и профессионала.
Я человек не конфликтный. Конфликт, война — бесперспективны. Просто наступило время, когда тему градостроительства в Петербурге необходимо обсуждать. Целые профессиональные сообщества (художников, архитекторов, экологов и мн. др.) хотят, чтобы их услышали. Разве официального осуждения газпромовского небоскреба всеми архитекторами России и Петербурга недостаточно для того, чтобы прислушаться? Если все российские мастера заявили: мы никогда не подпишемся под данным проектом! Но Михаил Боярский и Валерий Гергиев считают, что может. И еще кто-нибудь использует свою популярность подобным образом. И это называется «глас народа».
Но почему на эту тему говорят артисты? Пусть скажут архитекторы, историки, инженеры. Давайте спорить: в споре рождается истина. Однако любые критические замечания вызывают жесткую реакцию. Воспринимаются как нечто враждебное. Их просто не слушают…
— Чего не хотели слышать от вас?
— Оценок. С профессиональной и художественной точки зрения: почему так нельзя?
Мой сын, архитектор, когда увидел Дворцовую площадь, спросил: «Я не хочу обсуждать: может быть или не может быть каток на Дворцовой, я хочу узнать: почему это сделано именно так?»
Каток сооружен наихудшим из возможных способов. Наихудшим в плане дизайна, архитектуры, исполнения, и закрывает памятник.
Я понимаю, что хороший каток будет стоить дороже. В него придется вложить иные деньги и умалить рекламное и физическое присутствие тех, кто это делал. Но это будет достойное зрелище.
Летом же молодежь катается у Александрийского столпа на досках и велосипедах, и это никого не раздражает. Ездят на лошадях, и это никого не приводит в ужас. Играет одинокий саксофонист под аркой Главного штаба и никому не мешает. Никто не говорит: не пущать, давайте оставим Дворцовую площадь как сакральное место, там жить нельзя! Можно жить на Дворцовой, но делать балаган из нее негоже.
Фонтан тоже не подарок, потому что с художественной точки зрения он ничтожен. Заняв огромную часть акватории Невы, он производит впечатление… полузатонувшей и горящей баржи, которую пожарные катера подошли и тушат. Возникает ощущение тревоги и катастрофы, а не праздника.
Я не против фонтана, я против того, как грубо он сработан.
И разве Стрелка Васильевского острова была недостаточно красива, чтобы ею любоваться? Фонтан ее закрывает. С другой точки он заслонил Петропавловскую крепость. С третьей — Зимний дворец. Нелепость полная! А будь этот фонтан перенесен к гостинице «Санкт-Петербург», он спас бы нас от лицезрения ужаса, который там строится, и привлек внимание горожан.
Никто не говорит, что Петербург не должен развиваться. Вопрос — как? Профессиональное сообщество должно встрепенуться. Всемирный клуб петербуржцев (Иван Уралов является членом правления Всемирного клуба петербуржцев. — Н. П.) ежегодно издает т. н. белую, красную и черную книги Петербурга. В белую книгу входят удачные архитектурные проекты, в красную — те, что вызывают опасения, в черную — откровенные неудачи. Но с 2008 года правлением клуба решено выпускать еще и серую книгу Петербурга и в нее вносить проекты, которые профессионально даже обсуждать смешно. Можно ли профессионально обсуждать фонтан? каток? небоскреб?

Остановите поезд
— Почему замысел строительства газоскреба пугает петербургских художников?
— В мире осталось очень мало городов, где отсутствуют небоскребы. И это их достоинство! В Венеции нет небоскребов. Поставьте в Венеции небоскреб, и туда можно не ездить. Нет у нас небоскребов — и слава богу! Почему нужно уподобляться Эмиратам или США, повторять ошибки Европы, воздвигая здание среднестатистической архитектуры. Петербург заслуживает лучшей участи, чем любой европейский или американский городок.
В нашем городе, помимо памятников архитектуры, существует бесспорная ценность — перспективы и виды. Нельзя их портить. Давайте строить новый Петербург, но не уничтожая старый и отдавая себе отчет в его будущем.
Надо признать и власти, и профессионалам, что в последние годы со многим мы сталкиваемся впервые, не имея опыта или имея чужой, не очень удачный опыт. Бывают неудачи. Никто не безупречен. Но мы подряд делаем ошибки. Проходим по чужим ошибкам и не учимся.
В историческом центре Парижа известным архитектором Нувелем было построено высотное здание Монпарнас. Сегодня парижане всерьез думают о том, что нужно его снести, потому что небоскреб отрицательно влияет на весь Париж, и особенно на его центр. Начали акцию: собирают деньги, хотят выкупить башню Монпарнас для того, чтобы потом ее разрушить! Может, и петербуржцам пора собирать деньги, чтобы выкупить еще не построенное здание Газпрома?
Я ничего другого сегодня не могу противопоставить этому.
Часто спрашивают: что ты делал в администрации десять лет? У меня ощущение, что я останавливал поезд. Двигался тяжелый бесчувственный состав, а я стоял, упирался, пытался его затормозить — крайне наивная позиция. Но медленнее он ехал точно. Теперь же поезд набрал безумную скорость. Потерялись нити здравого управления эстетикой градостроительного процесса. То, что происходит сейчас, — настоящее глумление над архитектурой.
А ситуацию трактуют как борьбу нового и старого в Петербурге, конфликт поколений, спор отцов и детей. Есть родители — старики неразумные. Есть дети — дерзновенные, динамичные, которые хотят строить небоскребы. Но нам этот город не дети дали, а прадеды и деды. Не для того, чтобы дети поиграли в этот город.

Лихачев – ничто, Боярский – все
— Как вы считаете, если так много приводится аргументов против строительства небоскреба, если уже сейчас понятны негативные последствия этого строительства, почему столь упорно и непреодолимо проталкивается идея Газпрома?
— Первая очевидная причина — большие деньги. При этом и дополнительные большие деньги в бюджет города — можно даже допустить, что изначально намерения самые благие.
Вторая причина — не в профессиональном контексте. Она за пределами логики. Это иррациональное объяснение проекта. Видится прямая связь между величием компании и величиной здания. Газпрому хочется увековечить себя. Воздвигнуть себе памятник нерукотворный в центре северной столицы. У нас ведь как — «на фоне Пушкина снимается семейство». Обязательно нужно сняться так, чтобы тебя было видно с главных точек города.
Я помню то время, когда гостиница «Ленинград» («Санкт-Петербург») была значительно урезана по высоте. Архитекторы предполагали сделать ее более пафосной, большой, со шпилем. Не пропустил Градостроительный совет. Не разрешили нарушать «небесную линию города на Неве» — по словам Дмитрия Лихачева. Теперь нам слова Лихачева — ничто, а слова Боярского — всё. Мы подменяем истинные ценности мнимыми. Создаем иррационально безумные проекты и хотим прославиться ими. Но мы не хотим прославиться качественным строительством. И тем, что запрещаем что-то сами себе во имя сохранения города. Очень хочется, но запрещаем, зная: будем более достойно выглядеть, если не позволим себе разгуляться.
Никогда еще ни при ком из руководителей так радикально и поспешно не менялся наш город, как сегодня.
— Вы занимали должность главного художника Петербурга с 1994 года, начинали работать с Собчаком, до конца оставались в команде Яковлева, а ушли именно при Валентине Матвиенко. Почему?
— Я работал в трудное и сумасшедшее время. Когда главой города был Собчак, планка требований, предъявляемых к нам, стояла на некой олимпийской высоте. Но мы считали, что ее возьмем! Не взяли, наверное, но стремились.
Затем пришла команда Яковлева: более прагматичная, хозяйственная, расчетливая. При Яковлеве планку понизили: поставили на преодолимую высоту. И мы эту планку взяли.
При новом руководителе я впервые почувствовал себя пуделем из известной картины Федотова «Анкор, еще анкор», прыгающим через стек. Я понял, что прыгать мне уже не надо. И я ушел.
А теперь оказывается, что нужно было не просто уйти, а еще и никогда больше не обращать внимания на свой город. А этого я, простите, не могу.

 

 

 

Нина ПЕТЛЯНОВА
Фото Михаила МАСЛЕННИКОВА

Справка «Новой»
Бывший главный художник города Иван Уралов проработал на своей должности в течение десяти лет и ушел в отставку в январе 2005 года. Заслугами Уралова считаются организация пешеходных зон в историческом центре города, установка мелкой городской скульптуры (городовых, фотографов, птиц, собак и кошек), появление конного монумента Александру Невскому перед лаврой. Ему же город обязан отсутствием скульптурных колоссов работы Зураба Церетели. Несколько более сомнительной заслугой является реставрация Сенной площади. При этом известно, что Уралов резко выступал против строительства новой сцены Мариинского театра по проекту Эрика Мосса, ссылаясь на то, что проект не соответствует петербургскому стилю. Также Уралов пытался упорядочить размещение наружной рекламы в Петербурге, за что, говорят, и был уволен.