Преисподняя

Как-то приятель назначил мне встречу возле входа в издательство «Нева». У него в оном издательстве были дела, он должен был освободиться к условленному часу. Но задержался – и я коротал время за разглядыванием печальной картины. «Нева» располагается в том же подъезде дома на улице Одоевского, что и подразделение метрополитена, именуемое отделом по работе с пассажирами. Отдел этот квартирует на первом этаже, прямо у входа. И вот пока я там стоял, предо мной текли два людских потока: один к окошечкам, другой – назад, на улицу. В первом на лицах изображалась надежда и решимость, во втором – растерянность и недоумение. Смена состояний происходила после разговора с заоконными тетеньками. Поскольку в этом учреждении, как и во всех остальных, где имеется стойка, вертикальное стекло и щель между ними, разделенные этой конструкцией собеседники друг друга едва слышат, приходится кричать. Так что я стал невольным свидетелем чужой беды.
Вот типовой диалог:
– Ой, девушка, я первого купила карточку «метро на месяц», проехала по ней три раза, а потом, второго, на «Техноложке» у меня ее съел турникет.
– Так надо было позвать контролера.
– Я и позвала. Но, наверно, автомат ее выплюнул, пока я отвернулась, и кто-то ее унес.
Тут метрополитеновская мойра разматывает пряжу судьбы – то есть просматривает в компьютере таинственные данные – и констатирует:
– Да, потом по этой вашей карточке ох как работали на «Ладожской», три, четыре, семь... десять проходов.
– А что же делать? Я сейчас стою на бирже труда, не могу же я потерять 460 рублей, у меня больше нету...
– Пишите заявление, а мы...
И так далее.
Думал ли я, глядя со стороны, что придется испытать все это изнутри.
На Гостинке турникет сглатывает мою карточку, немного тормозит (думает, что ли?) и выплевывает ее назад, включив зеленый свет. Следующий раз оказываюсь в метро назавтра – свет зажигается красный. В кассе проверяют карточку и говорят: у вас она за прошлый месяц.
– Как за прошлый, когда я по ней благополучно ездил целую неделю этого?
– Вам ее, наверно, подменили. Вы ее не роняли, с пола не поднимали, рядом никого не было?
– Никого.
– Так, вот что посоветую. Вам сейчас надо ехать на улицу Одоевского (с ударением на «е». – Д. Ц.), там напишете заявление, вашу карточку заблокируют.
Легко сказать – на ОдоЕвского. А мне надобно на работу, причем срочно. Пришлось купить жетон. До «отдела по работе с пассажирами» удается добраться лишь послезавтра. Где метрошный оракул изрекает: да, ваша карточка осталась в турникете, а потом по ней пять раз прошли на «Нарвской».
– И что теперь?
– Пишите заявление.
И дает мне заветный бланк, куда требуется внести паспортные данные, остальное уже пропечатано.
О, теперь, благодаря этому заявлению, могу смело и с охотой плюнуть в лицо всякому, кто скажет что-нибудь про права и законы. Согласно тексту, я прошу заблокировать мою карточку. Это значит, что когда нынешний обладатель вставит ее в турникет, тот ее поглотит безвозвратно. Ночью такие карточки извлекают из чрева зловредных машин и везут на Одоевского. Оттуда звонят горемыкам и карточку возвращают. Но! – в заявлении имеется пункт, в котором заявитель соглашается с тем, что карточку ему вернут с меньшим числом поездок.
Покупая долгосрочные проездные билеты, мы кредитуем ГУП «Петербургский метрополитен» на этот срок. А ГУП, получая от нас кредит и заключая договор о перевозке (ведь билет и есть договор об оказании услуги), обставляет это всевозможными издевательствами над нами же. Почему действует ограничение времени, в течение которого один и тот же проездной можно вставить в турникет? Разве я, купив что-либо, не вправе распоряжаться им по своему усмотрению? Почему, к примеру, студент не может «угостить» свою девушку поездкой? И не надо истерически вопить в микрофон: «Мужчина, перестаньте работать по карточке!» Если метро продало кому-либо 70 поездок, не все ли равно, проедет один человек 70 раз или 70 человек по одному? То есть, конечно, метро не все равно: ему выгодней, чтобы кто-то воспользовался проездным, допустим, 50 раз, остальное пропало (услуга оплачена, но не оказана, следовательно, деньги присвоены метрополитеном), а кто-то тем временем покупал жетоны, платя за поездку больше, чем она стоит «на карточке». Но нам-то – потребителям – какое дело до этих рваческих резонов? Представьте, что вы купили буханку хлеба, а к ней прилагается инструкция, предписывающая есть этот хлеб исключительно покупателю лично и не больше одного куска в десять минут.
И наконец, в качестве демонстрации уж совсем наглого произвола, – этот самый пункт о согласии на возврат усеченного проездного. Что получается: дрянные турникеты воруют и подменяют карточки (это признают и сотрудницы «отдела по работе»: мол, покупайте лучше бесконтактные карты, которые по крайней мере можно не выпускать из рук), а хозяин полусломанной техники – метрополитен – требует от нас превентивного согласия на грабеж, который становится возможен из-за плохой работы этих самых 550 «универсальных турникетов» УТ-96.


А почему всегда часть эскалаторов не работает, какая бы ни была давка? Почему переходы со станции на станцию и прочие узкие места, как сосуды холестериновыми бляшками, забиты ларьками – неужели колготки, пластмассовые заколки и прочую дребедень, которой там торгуют, нельзя купить на земле? То есть опять-таки понятно, почему – аренда. Но отчего и без того измученные горожане должны страдать ради чужой поживы? Понятно и то, зачем закрывают часть входных дверей, – иначе замкнутое подземелье просто захлебнется людьми. Но объясните мне, господа хорошие, почему всегда закрыта половина дверей, ведущих на улицу? Только ли потому, что отпирающему потом придется запирать, а ему лениво?
Нет! Я знаю, почему на самом деле.
Мы на земле. Над нами – небеса. А под нами что? Правильно.
Inferno, напомню, представляет собой человеконенавистническую организацию, цель которой – сделать существование людей, мягко говоря, некомфортным. И врата его открываются лишь внутрь, а изнутри – крайне редко. Он стремится ни в коем случае не выпустить своих пленников на свободу. А все новые его круги ведут лишь к расширению ассортимента страданий и большей их изощренности. Так было, так будет – на вратах, как мы помним, написано: Lasciate ogni speranza, voi ch’entrate. Оставь надежду, всяк сюда входящий. И не следует задавать глупых вопросов «Почему?». Просто таково его устройство.
...Ежедневно в петербургский метрополитен спускается два с половиной миллиона человек.

фото Андрея ЗАДОРОЖНОГО