Ковчег «Звезда». 95-летнее плавание
Историк и публицист Яков Гордин — о человеческих судьбах и памяти воды.
Ковчегом Пушкин назвал альманах Рылеева и Александра Бестужева «Полярная Звезда», переживший петербургское наводнение 1824 года. И не случайно. Альманах ли, журнал ли — конечно, подобие ковчега, в котором сохраняются для будущего насельники земного мира. Ноев ковчег странствовал по водам потопа не менее года.
«Звезда» плывет 95 лет.
Те, кто нынче издают «Звезду», воспринимают свою редакцию отнюдь не только как помещение для работы. Это еще и дом, это и ковчег среди бурного мира. Создание такого журнала — дело человеческое, личное, а не только профессиональное. И наши друзья, читатели, авторы, приходя в редакцию, в наш конференц-зал, ощущают эту психологическую защищенность.
Сегодня стоит взглянуть — хотя бы бегло, выборочно — на человеческую историю «Звезды». История журнала — это не только тексты. Это и судьбы, это люди, чьи лица видятся нам сквозь обветшалые уже страницы.
По странному стечению обстоятельств, в конце 1923 года ответственным редактором новорожденного журнала назначен был Иван Михайлович Майский, не окончивший по политическим причинам петербургский Университет, но зато в эмиграции окончивший Университет Мюнхена, а затем долго живший в Англии, европеец, одним словом. И первые номера «Звезды» богаты переводами европейской прозы и поэзии.
Майский, возглавляя «Звезду», одновременно выступал обвинителем на процессе эсеров. Ему надо было доказывать лояльность — он ведь, хотя и формально, но состоял министром в правительстве Колчака...
Стремительная дипломатическая карьера Ивана Михайловича — посол в Англии с 1932 по 1943 год, не шутки! — закончилась в подвале Лубянки в феврале 1953 года, где его пытал лично Берия...
Некоторые ученые считают, что существует такое явление, как «информационная память воды». Не берусь судить о степени научности этой идеи. Но ведь писал же Пушкин о некоторых представлениях в Коране: «Плохая физика, но зато какая смелая поэзия!»
Отчего бы нам не предположить, что временной поток, который несет наш ковчег, обладает особой памятью и судьбы издателей и авторов «Звезды» витают в обитаемом нами пространстве? Предположение смелое, но соблазнительное. И если это так, то трагическая нота в судьбе «Звезды» не аберрация слуха, а реальность?
Искалеченный Майский остался жив — вовремя умер Сталин. А вот его заместитель, ненадолго возглавивший журнал Георгий Ефимович Горбачев, был в 1937 году расстрелян.
Но особый интерес представляет тот, кто надолго сменил Майского и Горбачева — Петр Григорьевич Петровский. В 1917 году, сразу после окончания гимназии, он ринулся в гущу событий, и в свои 18 лет в 1918-м и до начала 1919 года занимал крупные посты в самарской ЧК в тот самый период, когда шла расправа с участниками самарского мятежа, организованного членами разогнанного Учредительного собрания...
Удивительное дело — именно во время редакторства этого чекиста и комиссара, прошедшего Гражданскую войну, крови не боявшегося, в «Звезде» стали активно публиковаться «серапионы» — Слонимский, Каверин, Федин, Тихонов, обэриут К. Вагинов и близкий к обэриутам молодой Заболоцкий, формалист Эйхенбаум. Постоянным автором стал Пастернак. Неоднократно публиковался Мандельштам. А с 1927 года «Звезда» из месяца в месяц предлагала читателю великий пророческий роман Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара», роман о сломе времен и наступлении мертвящей эпохи...
О чем думал чекист Петровский, публикуя все это? В 1932 году он подписал «Манифест Рютина», обличающий Сталина. Расстреляли его 11 сентября 1941 года.
Складывается некая традиция, апофеозом ее для журнала стало знаменитое постановление оргбюро ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда и «Ленинград».
Тени пытаных, расстрелянных, ошельмованных витают под сводами ковчега.
Затравленный Мандельштам в начале тридцатых годов писал в горькой «Четвертой прозе», оглядывая пространство советской литературы: «Этим писателям я запретил бы вступать в брак и иметь детей — ведь дети должны за нас продолжить, за нас главнейшее досказать — в то время как отцы запроданы рябому черту на три поколения вперед... (Кто такой «рябой черт», объяснять не надо. — Я. Г.) Я — стареющий человек — огрызком сердца чешу господских собак — и все им мало, все им мало... С собачьей нежностью смотрят на меня глаза писателей русских и умоляют: подохни! Откуда же эта лакейская злоба, это холуйское презрение к имени моему?»
Вскоре Мандельштам уехал в Армению, вырвавшись на время из кошмара, в котором жил. И написал «Путешествие в Армению». Нечто куда большее, чем путевые записки.
Он уже был изгоем. Но «Звезда» в майском номере 1933 года «Путешествие» опубликовала. Дверь ковчега приоткрылась и для него.
Это была его последняя прижизненная публикация.
Лицо Мандельштама, страдальческое и героическое, для меня яснее всего проступает из тумана прошедших десятилетий, почти уже столетия.
Я горд, что именно «Звезда» была его последним прибежищем. А опубликовал «Путешествие» тогдашний ответственный редактор «Звезды» — человек, даже отчество которого мне найти не удалось: Д. Белицкий. Ни в старой, ни в новой «Литературной энциклопедии» нет этого имени. Между тем он стоял во главе журнала с 1930 по 1936 год и при этом не опубликовал в журнале ни одной собственной строчки (В материалах «Мемориала» есть данные о Дмитрии Павловиче Белицком, 1894 года рождения, члена партии с 1919 года; партработник (потому его нет в «Литературных энциклопедиях»); арестован 10 апреля 1938 года, обвинен в создании террористической организации и расстрелян 8 июля 1941 года. — Я.Г.).
А публиковал постоянно тех же «серапионов» — Слонимского, Каверина, Тихонова, великих пушкинистов — Томашевского, Оксмана, Цявловского, Шеголева. Публиковал «Восковую персону» Тынянова и «Торжество земледелия» Заболоцкого. И все это уже не очень встраивалось в сгущавшуюся атмосферу.
«Путешествие в Армению» вышло в пятом номере тридцать третьего года, а в ноябре Мандельштам напишет и будет читать самоубийственное — «Мы живем, под собою не чуя страны...». Кстати, о рябом черте.
И все это на фоне чудовищного голода 1932–1933 годов. Ковчег плыл. Публиковались литературные шедевры. А люди вне его стен умирали сотнями тысяч.
Девяносто пять лет. Без малого век.
У Пушкина есть потрясающие по выразительности строки о поэте, читающем историю Карамзина:
Он духом там — в дыму столетий!
Пред ним волнуются толпой
Злодейства, мрачной славы дети,
С сынами доблести прямой...
В XX веке время сжималось. Наши «столетия» — это десятилетия, годы, месяцы...
Со злодейством среди насельников ковчега тоже было неплохо.
В середине тридцатых уже появилось в журнале имя Николая Лесючевского, по доносу которого вскоре будет расстрелян публиковавшийся в «Звезде» Борис Корнилов, арестован и пытан Заболоцкий... И Лесючевский был не одинок. А пока они плывут рядом.
Что ж, патриарху Ною тоже наверняка пришлось взять в ковчег всяких гадов, иначе откуда бы они взялись после потопа?
Из дыма наших столетий выступают — горький лик Зощенко, крамольную «Возвращенную молодость» которого напечатал в том же 1933 году тот же таинственный Д. Белицкий, и гордый лик Ахматовой, представившей в «Звезде» свои первые пушкинские штудии. А ближе к нам, но тоже уже в «дыму столетий» — мощные фигуры Солженицына, Бродского, Довлатова и других «сынов доблести прямой»... Интеллектуальной и гражданской доблести.
Я надеюсь, что когда-нибудь какой-то умный, любознательный и усидчивый юноша займется историей журнала «Звезда», историей столетнего плавания этого ковчега. И поймет, что он пишет историю — яркую, горькую, трагическую историю нашей богоспасаемой страны, запечатленную на страницах журнала.
А пока — ковчег плывет. Команда обновляется.
Яков ГОРДИН, историк, публицист, соредактор журнала «Звезда», — специально для «Новой в Петербурге»
P.S. 15 марта в 19 часов в Петербургском доме актера состоится вечер, посвященный 95-летию журнала «Звезда». Вход свободный.