Замерзшие подснежники 95-го
Журналист и писатель Мишель Картер – о жизни в постсоветской России и попытках вырастить независимую прессу.
На обложке книги белые цветы, окруженные талым снегом. Дословно ее название From Under the Russian Snow с английского можно перевести как «Из-под русского снега». Российскую весну – 1995 год, когда сходил лед Советского Союза, – американская журналистка Мишель Картер встретила в России. Спустя почти четверть века она представляет свою книгу в Санкт-Петербурге.
Ее первые поездки в СССР начались еще в 1988 году, когда вышли ее первые статьи о Советском Союзе, а в 1993-м Мишель стала автором книги «Дети Чернобыля: надежда, восстающая из пепла». Следующую работу – «Из-под русского снега» – Мишель Картер писала 20 лет. Чтобы восстановить в памяти все детали обстановки, она перечитывала свои еженедельные колонки – «сцены из жизни», – которые отправляла в газету The San Mateo Times. В 1995 году ее пригласили на год в московский Российско-американский центр прессы и информации. Еще со школы Мишель изучала русский язык, и теперь ей предстояло стать журналистом-преподавателем, помогая российским изданиям развить свободу слова. В тот год она побывала почти в 30 редакциях от Калининграда до Владивостока.
– Мишель, какой смысл вы вкладываете в подснежники, изображенные на обложке вашей книги?
– 90-е для нас всех стали порой надежд. Книга рассказывает о потрясающих временах. Я ведь до этого путешествовала по России со своей семьей, в 1991–1994 годах. Мы тогда таскали с собой сумки, набитые едой и детскими смесями: магазины были открыты, но в них ничего нельзя было купить. россияне верили, что смогут построить новую жизнь, а я делала то, в чем была убеждена как журналист и как учитель.
Из книги From Under the Russian Snow:
Мои друзья из России предупреждали: нельзя ловить машину на улице – так меня могут ограбить, или похитить, или чего похуже. Но всякий раз, когда мне нужно было доехать куда-то быстрее, чем на метро или на автобусе, я ловила машину. И это всегда срабатывало. Это был добрый совет – из той же категории, что «не подходить к чистым машинам» (именно их обычно взрывают!), «не гулять по Бородинскому мосту в одиночку», – но чтобы реально жить в Москве, мне пришлось его проигнорировать.
Автор со своей книгой // Фото: из личного архива Мишель Картер
– К этому времени вы уже неплохо знали Россию. Жизнь в российских реалиях отличалась от путешествий?
– Разумеется! Я жила в московской квартире, и всем моим соседям было жутко интересно наблюдать за amerikanka (это слово Мишель всегда произносит по-русски. – Прим. автора), которая понятия не имела о жизни в России. Мой муж тогда убедил меня установить датчик дыма. Однажды у нас загорелся лифт, сработал сигнал, я сразу вызвала пожарных. А соседи в это время уже выбежали на лестницу с ведрами воды. И когда мы все потушили и заканчивали уборку, они мне стали объяснять, что не нужно вызывать пожарных – они только и делают, что воруют… А потом пожарные весь день приезжали посмотреть на мой датчик. Мне казалось, что больше нигде в Москве таких не было. Я пыталась рассказать о происходящем в стране через такие истории, которые случались со мной. Это мемуары, в моей книге много личных переживаний.
Из книги From Under the Russian Snow:
Хотя между входными дверями наших квартир на пятом этаже сталинки было меньше метра, мы еще ни разу друг с другом не разговаривали. Я, как и они, вежливо открывала свою дверь только после того, как сосед зайдет в лифт или начнет спускаться по лестнице. О своих соседях я знала только то, что их квартира гораздо больше моей (это я поняла, наблюдая за окнами), и что они замечательные люди (так говорила хозяйка).
– Когда вы рассказываете о вашей работе в России, вы говорите, что помогали появиться на свет независимой прессе. А чем конкретно вы занимались?
– Я сотрудничала с московским Российско-американским центром информации и прессы и проводила практические семинары по всей стране – от Калининграда до Владивостока и от Архангельска до Астрахани. И людей всегда приходило так много, что нам даже приходилось ставить в расписание дополнительные часы. Я пыталась объяснить, как газета может зарабатывать деньги и обеспечивать себя самостоятельно. Иногда это бывало сложно – в некоторых изданиях молодыми амбициозными коллективами руководили закоренелые советские редакторы, абсолютно не готовые к переменам. Но на такой случай у меня была маленькая уловка. Мне повезло, что еще в школе я учила стихотворения российских поэтов. И вот, беседуя с такими редакторами, я вдруг начинала читать Лермонтова: «Vyhozhu odin ya na dorogu, skvoz’ tuman cremnisty put’ blestit…» Обычно последние строки мы произносили вместе – и дальше легко находили общий язык.
Интервью с протестующими накануне развала СССР (1991) // Фото: из личного архива Мишель Картер
Из книги From Under the Russian Snow:
…Русская "душа" жаждала длинных разговоров на философские и политические темы. В прошлом месяце я поучаствовала в одной такой дискуссии на московской вечеринке. Мы находились в переполненной людьми квартире, одни жались друг к другу на диванах, другие сидели на полу с тарелками еды на коленках. Мы долго обсуждали политическую слабость (и публичное пьянство) Ельцина, роль Клинтона в Боснии и даже европейский музыкальный фестиваль и, заливая все это водкой и выкуривая сигареты одну за другой, проспорили до рассвета. У меня закрывались глаза, безумно хотелось спать (и видит бог, я не умею пить водку), но острая дискуссия продолжала накаляться и мне нельзя было сдаваться.
– Но вы ведь прекрасно знаете дальнейшую судьбу этих «подснежников» – добиться свободы слова в России не удалось...
– Да, и думаю, что это стало окончательно ясно к моменту убийства Анны Политковской. Когда она написала замечательную статью в лондонском The Guardian («Отравленные Путиным». – Прим. автора), уже можно было понять, что абсолютно независимой журналистике в России не место. Мне было очень жаль. Потому что тогда, в 1995-м, мы правда верили, что наши мечты сбудутся. Мы всеми силами удобряли почву, поливали первые ростки, но… Видимо, что-то у нас не получилось, раз власть не пошла нам навстречу. Почему-то не было понимания того, что журналистика сама по себе может быть ценна за правдивую и честную подачу информации – ее не ценили ни народ, ни власть. А без этого независимой прессе не выжить. В США сейчас происходит то же самое.
Из книги From Under the Russian Snow:
Отключение горячей воды на целый месяц – это совсем не смешно. Я не принимала холодный душ, даже если на улице было жарко. Мне приходилось кипятить воду на плитке и свой утренний туалет начинать, как правило, у кухонной мойки. Моя мать росла, имея возможность пользоваться только ручным насосом для воды на заднем дворике их дома в Арканзасе, так что для нее это был привычный ритуал. Она называла это возможностями: ты моешься настолько, насколько это возможно, умываешься так, как это возможно, и моешь то, что возможно.
– Лихие времена в стране закончились, а пресса еще стала менее свободной...
– Мне кажется, это свойственно для всех развивающихся демократий. Но тогда в России экономическая ситуация была очень сложной, и надо было предпринимать какие-то действия. Только что были владельцы одной или двух газет, и вдруг внезапно появляются несколько олигархов, которые контролируют почти всю медиасферу. Мы тогда не понимали, что дойдет до такого, ведь и в США медиа владели крупные компании, но они не обладали такой властью над содержанием прессы. Экономика сократила свободу. А сейчас я вижу, как развивается стабильный средний класс, который чувствует себя настолько комфортно, что готов ради этого отказаться от своих свобод. Но я надеюсь, что это можно изменить силами молодых журналистов.
На кухне в московской квартире (1995) // Фото: из личного архива Мишель Картер
Из книги From Under the Russian Snow:
...Меня до сих пор ставит в тупик эта уникальная российская система совершения покупок в продуктовых магазинах. Во всех ближайших от меня магазинчиках и даже в большинстве гастрономов покупка любого продукта – это целый процесс, включающий в себя три шага (и иногда три очереди). Сначала ты говоришь, что хочешь купить («Полкило сыра, пожалуйста»). Продавец это отрезает, взвешивает и говорит, сколько стоит («17 тысяч рублей»). Затем ты идешь на кассу и платишь 17 тысяч рублей. Ты возвращаешься к продавцу, отдаешь ему чек на 17 тысяч рублей и забираешь свой сыр. И этот процесс повторяется с любым продуктом – даже если ты хочешь купить разные сорта сыра на одной и той же стойке у одного и того же продавца.
– Ваша книга была напечатана в 2017 году в США и пока существует только на английском языке. А чему она сегодня может научить американцев?
– Знаете, когда я обсуждаю эту книгу с группами учеников в США, меня часто спрашивают: «Это похоже на то, что происходит у нас?» И я отвечаю, что да. Мы отовсюду слышим фейковые новости – что в Соединенных Штатах, что в России. Никогда не забуду, как одна россиянка, узнав, что я собираюсь голосовать за Хиллари Клинтон, удивленно спросила меня: «Как? У нее же рак мозга». Говорю: «Кто вам это сказал?» Мне в ответ: «Ведущий телеканала НТВ». Журналистские стандарты перестают применяться. В ответ мы можем лишь сопротивляться, подписываться на газеты, направлять деньги в издания, к которым лежат наши сердца. Просто необходимо всеми силами поддерживать свободную прессу.
Из книги From Under the Russian Snow:
У меня была куча стычек с babushka’ми, которые не могут пройти мимо иностранца, если тот не знает, в какую очередь встать, чтобы заплатить за хлеб; или если на внутренней подкладке его пальто нет петлички, за которую пальто можно повесить на крючок в гардеробе; если тот пытается пройти через турникет с обратной стороны или опустить телефонный жетон в щелку автомата в метро.
Но я поняла, как нужно отвечать на эту тираду ругани: фирменным русским пожиманием плечами. Я просто пожимаю плечами: babushka, у тебя свои дела, у меня – свои.