Память глухой стены
9 мая на Конной, 10, на брандмауэре появился экран, по которому медленно, снизу верх идет список имен Книги Памяти ленинградской блокады. В ней 629 081 имя.
Нужен месяц, чтобы все эти белые буквы медленно и круглосуточно проплыли по черному экрану: 14 секунд на то, чтобы имя, появившись внизу экрана, поднялось наверх и исчезло за кромкой. И так безостановочно – круг завершится и начнется снова. Еще два экрана «Погибшим и выжившим в блокаду и войну» – об истории семей жителей Конной, 10, заработают 8 сентября.
Это придумал и реализовал Юрий Вульф, обычный петербуржец, родившийся на Конной, 10, через два года после войны, в доме, где его родные пережили и не пережили блокаду... На 9 Мая он поставил у стены в рамках под стеклом списки – кто тут жил и умер, кто ушел на фронт, кто вернулся, а кто убит, пропал без вести. Историю своей семьи и историю жильцов дома Вульф собрал в книге «Конная, 10. Память и имя». Уже два года 8 сентября он собирает жильцов дома читать имена людей, погибших в блокаду. Поначалу событие было скромным, несколько человек во дворе зажигали свечи, тихо читали имена.
В 2017 году, представив свою книгу, он рассказал, что хочет сделать памятное пространство. И начал в одиночку ходить по чиновникам разных рангов. Денег не просил, рассчитывая на себя, только объяснял. В итоге жилкомсервис привел в порядок брандмауэр, подвел электричество. Юрий потратил 700 тысяч рублей из собственных средств на разработку и исполнение проекта.
9 Мая во двор на Конной вышли жильцы – с детьми, с пожилыми родителями, с фотографиями родных. Приехали и те, кто в этом доме пережил блокаду: брат и сестра Степичевы – Анатолий и Янина. «Начато дело святое, и конца ему не будет», – сказал Анатолий Александрович, а Янина Александровна вспоминала послевоенное детство: «Дети прошли войну и, конечно, были немножко ожесточены, но дружба во дворе была крепкая». И она вспоминала еще:
«После войны в подвалах держали свиней, а вот тут, на углу следующей улицы, которая пересекает Конную, был Конный рынок, там стояли очереди за мылом по карточкам, за всем прочим, но у меня осталось о том времени столько теплых воспоминаний, потому что мы были молодые».
Ирина Александровна Иванова, жившая в этом доме с 1933 по 1952 год, вышла к микрофону с правнуком: «Это мой младший правнук, ему будет пять, а я родилась в Снегиревке и до 1952 года жила здесь, в квартире 3а, на втором этаже над аркой, окнами во двор. А кто-нибудь еще остался из довоенных жильцов? Напротив были двухэтажные сараи и стояли полуторки. А я всегда дружила с мальчишками, и мы прыгали с крыш сараев в кузова полуторок. Правнук мой недавно разбил нос на самокате, а я помню – перед самой войной появились самокаты, и я у мальчика отобрала самокат и вдоль Конной на нем фуговала. Упала и заработала фингал под левым глазом. Зато на следующий день мне купили самокат».
Фото: Галина Артеменко
Ирина Александровна пережила в этом доме первую блокадную зиму, ее мама умерла весной 42-го года, а Ирину Александровну, сестру и брата бабушка вывезла в эвакуацию, и они вернулись в этот дом только 1 января 46-го года.
У каждого из пришедших во двор на Конной своя история – блокады, войны, памяти. Депутат Борис Вишневский вспомнил об ушедшем в ополчение дедушке, о родителях, переживших блокаду подростками: «Для нас, выросших на рассказах старших о трагедии, самое главное, чтобы это не повторилось никогда снова». У писательницы и редактора блокадных дневников Наталии Соколовской в городе умерли три двоюродных бабушки и дед. У Милены Третьяковой, которая сейчас занимается созданием нового Музея блокады, в войну погибло восемь родных – шесть взрослых и двое детей. Какой большой могла бы быть семья сейчас, если бы все были живы.
Фото: Галина Артеменко
Анатолий Разумов, историк, руководитель центра «Возвращенные имена» при Российской национальной библиотеке, говорил, что многие имена погибших в блокаду не названы или названы неточно, что в Книгу Памяти блокады не попали умершие в госпиталях в городе красноармейцы, что мы часто не знаем имен тех, кто был вывезен из города и вскоре умер. У многих родные были расстреляны в тюрьмах и сгинули в лагерях, а государство в пятидесятые годы, выдавая справки о смерти, записывало годы гибели на войну. «Наша работа не на год и не на два, – сказал Разумов. – Я вас прошу заниматься историей своих домов и улиц, вспоминать и поминать».
Фото: Галина Артеменко