Политика устала
Сто лет назад собралось и немедленно разошлось Всероссийское учредительное собрание.
Главный исторический афоризм этого события – слова матроса Анатолия Железнякова «караул устал». Но основной причиной этого печального конца стало то, что к январю 1918 года парламентская политика в России себя исчерпала.
Страна за эсеров, столицы – за большевиков и кадетов
После Февральской революции Государственная Дума уже не собиралась. Новым парламентом должно было стать Учредительное собрание. Шли месяцы, власть деградировала, армия разваливалась, выборов не было.
Временное правительство нередко укоряют, что оно оттягивало открытие парламента и дождалось большевицкой революции. Главной мишенью обвинений стал Александр Керенский, который де хотел подольше повластвовать. Вряд ли дело было в амбициях отдельных лиц. Временное правительство интуитивно чувствовало, что война – не самое подходящее время для избирательной кампании. Не потому, что немалая часть избирателей находилась в окопах. Большей опасностью была военно-революционная атмосфера и на фронте, и в тылу, когда вооруженные толпы охотно внимали лозунгам, немыслимым в мирное время.
Но выбора не было. Союзники России на мир с Германией не соглашались, сепаратный мир Временное правительство заключить не могло, бесконечно переносить выборы в "учредилку" не получалось. Ее созыва, между прочим, требовали и большевики. Временное правительство назначило голосование на 12–14 ноября. Когда эти дни настали, в стране была уже другая власть.
Несмотря на войну, первые общенародные выборы в истории России не оказались фикцией. Например, в Петрограде проголосовало около 900 тысяч избирателей, почти половина взрослого населения столицы.
Любопытно, что если Россия в целом выбрала эсеров, то в Питере и в Москве на первом месте были большевики, на втором кадеты, а эсеры лишь на третьем. Самые городские города поняли, что настала пора выбирать между диктатурой и демократией напрямую, без мутных промежуточных вариантов.
Человек с бюллетенем и человек с ружьем
Открытию Учредительного собрания предшествовали демонстрации в его поддержку – и в Петрограде, и в Москве. В обоих городах они были расстреляны, причем в Москве дошло до вооруженных схваток. Современные коммунисты пытаются оправдать расстрел демонстраций так же усердно, как монархисты – действия столичных властей в Кровавое воскресенье.
Интересно другое. На улицы в столицах вышли десятки тысяч человек. Это доказывает, что у парламента была не просто общественная поддержка, но и сторонники, готовые что-то делать, даже с риском для жизни.
Хотя власть называла себя «пролетарской диктатурой», в демонстрантов стреляли не рабочие-красногвардейцы, а солдаты. Возможно, среди них были те, кто отказался стрелять в феврале 1917-го. Парадокс разрешается просто: Октябрьская революция, да и Февральская были по сути военным мятежом. Солдаты понимали, что власть взяли именно они, и отдавать ее какой-то "учредилке" не хотели.
Про первое-последнее заседание Учредительного собрания, про «караул устал» сказано много, и не стоит повторяться. Но почему депутаты отказались от борьбы, когда на следующий день ткнулись в запертые двери Таврического дворца? Почему кадеты и эсеры не искали учебных, церковных, других помещений для новых заседаний? Почему депутатов не соблазнила историческая рифма с Учредительным собранием 1789 года во Франции, когда королевский караул однажды тоже не пустил депутатов в зал? Депутаты пошли в ближайший спортзал и поклялись не расходиться.
Можно возразить, что большевики запретили частные собрания депутатов еще в декабре. Но лидеры кадетов и эсеров имели опыт борьбы с самодержавием, а значит, и опыт неповиновения властям. За спиной многих из них были студенческие протесты, аресты, административные ссылки. Например, председатель собрания эсер Виктор Чернов полгода просидел в Петропавловской крепости. Эти люди умели сопротивляться, к тому же у них была и общественная, и в какой-то степени уличная поддержка.
Проблема была в том, что в январе 1918 года устал не большевицкий караул. Устал гражданский русский политикум. Устал за год, полный недолгих надежд и беспрерывных разочарований. Устал от двоевластия и всевластия вооруженной толпы. Устал от оскорблений – оказалось, что можно годами бороться за народное счастье, не иметь латифундий и контрольных пакетов, но внезапно оказаться «буржуем» или «министром-капиталистом». Устал от угроз пощекотать штыком, от толчков прикладами, от импровизированных арестов.
Если каждая армия готовится к предыдущей войне, то каждая великая революция – к прежней великой революции. Русские политики рассчитывали, что в 1917 году будет как в Великую Французскую революцию: ораторы выступают, депутаты заседают, армия их слушается.
Проблема оказалась не в том, что Россия не Франция, а в том, что революция случилась в самое неподходящее для нее время – в войну.
Не будь войны, на которой погибли кадровые гвардейские подразделения, революции бы не было. Послевоенная трансформация самодержавия в иную форму правления, более приемлемую для общества, была неизбежна. Но царя свергли во время войны, причем войны и массовой мобилизации. Поэтому главной фигурой революции стал человек с ружьем и оратор на военном митинге, а не оратор перед мирными гражданами с призывом голосовать за ту или иную партию.
Позже некоторые депутаты разогнанной «учредилки» все же будут бороться. В Самаре возникнет КОМУЧ – Комитет членов Учредительного собрания. Но чтобы это стало возможным, понадобится мятеж чехословацкого корпуса и захват чехами Самары. Политики, изгнанные штыками из Петрограда, смогли вернуться к деятельности лишь благодаря чужим штыкам. Слово окончательно взял товарищ Маузер, товарищ Максим и, конечно же, товарищ Мосин.
И напоследок о самих товарищах. Нынешние коммунисты уже сейчас рассказывают, что их предшественники мирно строили социализм, но вдруг почему-то началась Гражданская война.
Гражданская война началась в день свержения Временного правительства. Учредительное собрание было попыткой этой войны избежать. Но коммунисты сами разогнали парламент, созыва которого требовали весь 1917 год. Как позже скажет американский фантаст Гарри Гаррисон, если политиков нельзя забаллотировать, в них приходится стрелять. Именно это произошло в России в 1918 году.