Умер Арсений Рогинский
Он был человеком спокойного и умного мужества. Не частое сочетание
Профессиональный историк, он изучал русское освободительное движение и усвоил его лучшие и благороднейшие черты.
В темные семидесятые советские годы он занимался важнейшим, быть может, делом – историческим просвещением. Вместе с несколькими соратниками он собирал в СССР, а издавал за рубежом сборники архивных исторических материалов по отечественной истории «Память». Это была одновременно и сугубо научная, и – неизбежно в конкретных условиях – политическая работа. Постепенно вокруг этой группы образовался широкий круг сочувствующих и способствующих, среди которых были известные и незаурядные люди.
Изучение освободительного движения даром не прошло. Рогинский знал, что такое конспирация. И КГБ не удалось ни обнаружить архив «Памяти», ни предъявить Рогинскому обвинение по существу. Его судили по абсурдному обвинению. «Преступление» грозило максимум исключением из Публичной библиотеки, в отделе рукописей которой Рогинский занимался исследованиями. Но и эта вина не была доказана на пятидневном (!) процессе.
Мне случилось присутствовать на нескольких политических процессах в семидесятых – начале восьмидесятых годов. В том числе и на суде над Рогинским. Его случай был уникальным. Он отказался давать любые показания. Фактически он вообще не разговаривал с судом, отвечая только на вопросы – имя, отчество, фамилия... Он спасал тех, кто был связан с изданием «Памяти». Во время следствия не было ни одной очной ставки.
Он понимал, чем это ему грозит. И советская охранка ему отомстила. Получил четыре года и отсидел их очень тяжело – значительную часть срока провел на этапах. Его перебрасывали из лагеря в лагерь
Он всю жизнь оставался верен себе. Один из основателей и руководителей «Мемориала», важнейшей для здоровья нашего общественного сознания организации, спокойно и несгибаемо настойчиво продолжал все то же дело – просвещение, предлагая людям столь необходимую во все времена историческую правду. Повторю – спокойно и несгибаемо настойчиво.
Я взял на себя смелость писать об Арсении Рогинском по одной причине. Не рискну употреблять слишком ответственное слово «дружба». Но много лет – мы познакомились в 1965 году в Тартуском университете, где Сеня учился, у нас были добрые и доверительные человеческие отношения. Во времена «Памяти» они стали еще ближе и крепче. Помимо прочего, нас сблизил один эпизод. Я публиковал в «Памяти» фрагмент из воспоминаний своего дяди, Арнольда Моисеевича Гордина, старшего брата отца. Там, в частности, говорилось о его друге двадцатых годов Бэре (Борисе) Рогинском, которого автор характеризовал как смелого, прямого, благородного человека. В конце двадцатых Бэр Рогинский укрывал автора, оппозиционера-нелегала, в своей квартире от ГПУ. Что было смертельно опасно.
Мой дядя – двадцать лет лагерей и ссылок – выжил. Бэр Рогинский погиб.
Когда я показал Сене этот текст, оказалось, что речь идет об его отце, которого он практически не знал. Он родился в 1946-м, на Севере, в ссылке, а вскоре отец был арестован и погиб в 1951-м...
Арсений Борисович не знал отца, но полностью унаследовал его человеческие качества. В том числе высокое чувство собственного достоинства, которое в советские времена делало человека опасным для системы. Есть в России и такая традиция.
Умер Арсений Рогинский, Умный, спокойный, мужественный, так много понимавший и так много сделавший.
Не в первый раз приходится говорить – мир пустеет.
Яков ГОРДИН, историк, публицист, литератор, главный редактор журнала «Звезда»