Лукреция и харассмент
Существуют легенды, внесшие более важный вклад в развитие цивилизации, чем самые мудрые решения властителей и самые выверенные кодексы.
Например, история, случившаяся в VI веке до н. э. в Древнем Риме, – частная драма с фундаментальными политическими последствиями. На фоне нынешних сексуальных скандалов, голливудских и не только голливудских обвинений против невоздержанных мужчин сюжет этой драмы и выводы из нее сегодня особенно актуальны.
Итак, предположительно 510 год до н. э. Рим – еще не республика, а царство – завершает очередную успешную войну, осаждает город Ардею. От Ардеи до Рима 35 км. И однажды знатные юноши решают побывать дома, узнать, чем заняты их жены. Оказывается, красавицы поголовно пируют и лишь супруга патриция Коллатина по имени Лукреция целомудренно прядет.
Среди участников недолгой побывки оказался и сын царя Тарквиний Секст. Недоступная Лукреция представляется ему самым интересным трофеем. В следующий раз он посещает Рим в одиночку, ночует в доме Лукреции, и едва все засыпают, врывается в спальню с однозначным намерением…
В поэме «Граф Нулин» Пушкин в шутку предложит альтернативный сюжет: что было бы, если бы Лукреция не растерялась, а, как Наталья, дала бы мерзавцу пощечину. Может, мировая история сложилась бы иначе. В оправдание Лукреции заметим, что Тарквиний вошел в спальню с мечом, пригрозил убить свою жертву, потом привести в спальню и зарезать раба, после чего разоблачить постыдное прелюбодеяние. Несчастная выбрала позор, сохраняющий шанс на реабилитацию.
На следующее утро Лукреция позвала мужа и отца, рассказала о случившемся и немедленно закололась. В Риме началось восстание, род Тарквиниев был изгнан, на карте древнего мира возникла новая, очень перспективная республика.
История обесчещенной, но не сдавшейся Лукреции стала темой и элегии Овидия, и драмы Шекспира, и картин лучших художников Ренессанса, и даже упомянутой пародии Пушкина. Дело не только в богатстве сюжета. Античное легендарное происшествие заложило несколько принципов западной цивилизации, актуальных и нынче.
Во-первых, Лукреция не стала медлить с обвинением. Она могла бы посовещаться с мужем, спросить – надо ли сейчас расшатывать монархические принципы. Если это не актуально, то промолчала бы или рассказала о событиях той ночи в более подходящее время.
Во-вторых, отец и муж оказались на стороне несчастной. «Грех подневольный готовы простить и муж и родитель», – пишет Овидий. Общество, в котором виноват насильник, а не жертва, имеет право именоваться и третьим, и десятым, и пятидесятым Римом. Общество, обвиняющее жертву, – нет.
В-третьих, римляне разделили негодование родственников Лукреции и сочли небывалое происшествие поводом для смены власти. Они могли бы впасть в политический реализм: зачем волноваться, дама уже мертва. И вообще, идет война, царей на переправе не меняют. Однако военные и прочие обстоятельства были признаны никчемными, и царский род изгнали. Что же касается меры наказания, то для главного виновника оно стало аналогом смертной казни. За Тарквинием Секстом водились иные грешки, кроме происшествия с Лукрецией, поэтому в городе Габий, куда он сбежал, его зарезали почти сразу.
Так, почти два с половиной тысячелетия назад западное общество определилось с отношением к насилию над женщинами. С тех пор случалось всякое, но обычно в захваченных городах, а не в порядке социально приемлемого.