С Гайдаром по этапу

Вполголоса

Моя мама родилась в 1937-м. Жизнь мамы – образцовый отпечаток советской эпохи. Ее отец служил в НКВД большим начальником. Помню из детства фотографии в альбоме: статный подтянутый военный с благородным лицом. Однако говорили о нем неохотно, вполголоса. По доносу дед был репрессирован, признан врагом народа, чудом не расстрелян – сослали в лагерь, реабилитировали, как и многих, в 1953-м. Сей факт семейной биографии по умолчанию считался теневой стороной парадного портрета, какую не следует освещать потомкам.

И так чуть не в каждой семье. Миллионы судеб искалечил и пожрал монстр сталинизма, миллионы оставшихся в живых и на воле травмированы психически. Ни публичного осознания, ни покаяния, ни люстрации до сих пор по-настоящему не случилось.

Доступ к архивам документов о репрессиях не открыт полностью. Создатели спектакля «Чук и Гек» по мере сил пытаются разобраться с этой неизжитостью исторического кошмара в каждом из нас, с задавленной болью и/или виной наших многих и многих предков. Как жить с устрашающей правдой о своем деде? Как не бояться говорить об этом? Где найти силы простить?

Михаил Патласов не ищет себя на истоптанном поле готовых драматургических текстов. Его режиссерские наклонности – документальный театр, где все про сегодня и про нас, где звучит прямая речь человека из мира реального, а не выдуманного. Постановки Патласова становятся как минимум незаурядными театральными событиями (например, «Антитела» и «Шум»), как максимум – социальным явлением («Неприкасаемые» с реальными бездомными Петербурга в главных ролях). В новой постановке он верен себе. Рассказ Гайдара – лишь яркий контрапункт к основному материалу спектакля. Творческая группа спектакля – режиссер Михаил Патласов и драматурги Андрей Совлачков и Алина Шклярская – собирали и записывали истории семей современников, смешивали их с уже опубликованными свидетельствами тех, кто жил в конце 30-х годов, кого репрессировали и кто репрессировал сам.

Святочный рассказ

Гайдар умудрился каким-то чудом избежать репрессий, уместив свой удивительный писательский дар в закутке детской литературы. Дмитрий Быков, например, без особых преувеличений называет Гайдара советским Грином, а в одной из своих лекций как-то сказал: «Аркадий Гайдар – человек, который во многих отношениях придумал тот облик советской власти, который мы знаем. Не кровавый облик, не грозный, а добрый, отеческий, заботливый».

«Чук и Гек» – рассказ о мальчиках с несуществующими именами – близок к святочному жанру, ведь долгое светлое путешествие героев заканчивается новогодним парадизом. Спектакль Михаила Патласова тоже отчасти рождественский – он унаследовал у мистерии трехуровневую структуру пространства (ад – земля – рай) и пафос чудесного перерождения героя, проходящего все три ступени мироздания. Артисты «Чука и Гека» будто бы находятся в трех мирах. Играют героев святочной гайдаровской сказки (рай). Пожалуй, уже не играют, а проживают судьбы документальных героев устрашающей мемуаристики (ад). И наконец, они уже не артисты, а просто люди, рассказавшие в постскриптуме спектакля о своих личных переживаниях в связи с болезненным прошлым страны (земля).

Макет СССР с маленьким Кремлем, игрушечной железной дорогой и «Геологической базой № 3» где-то в далекой Сибири среди черных елок. Бутафорский снег на страну посыпает сам писатель Гайдар в пионерском галстуке: Петр Семак не без сложностей справляется с воплощением нервной и тонкой натуры Гайдара. Будто очутившись на одном из советских телеспектаклей для детей (так и слышится из прошлого: «Садись поудобней, малыш, я расскажу тебе сказку»), зритель, даже не читавший рассказа, автоматически воспринимает происходящее как игру в самодеятельный детский праздник. Чук и Гек в исполнении взрослых дядек, безукоризненно задорная речь, клинический оптимизм – условности в жанре «утренник». Видеоинженерный кундштюк постановки подкупает простотой и изяществом: с нескольких камер ведется «прямая трансляция» происходящего, экраном служит гигантская бетонная стена. Почти волшебная история про двух мальчиков и их маму, отправившихся на поезде из Москвы к папе-геологу куда-то в таежные леса, собрана в форму кукольного мультфильма. «Гуттаперчевые мальчики» Чук и Гек, их мама и сам писатель, как на арене маленького красочного цирка, создают образ открыточного благополучия советской жизни.

Дремучий лес

Бац! Открытка переворачивается трагической реальностью 37-го. Все на ту же бетонную стену экспонируются монологи жертв репрессий и их палачей – это актеры в глубине сцены работают спиной к залу на видеокамеру. Их огромные лица на всю сцену монументальны, как портреты вождей, но несут совсем другой смысл. Внизу экрана аккуратно подписаны авторы мемуаров: Георгий Жженов, Тамара Петкевич, Дмитрий Быстролетов, Хава Волович, Елена Глинка, Нинель Мониковская… В документальной манере, с большим чувством, но без надрыва актеры «вспоминают», читают документы, даже куски из речи Сталина. Ощущение предельного оцепенения и жути достигается в сцене новогоднего праздника, где вместо елочных игрушек люди в масках играют в «страшный суд», а следующий эпизод встык – жуткий рассказ про «колымские трамваи» (групповые изнасилования женщин зэками). Двухстороннюю «открытку» сталинской эпохи Патласов переворачивает туда-сюда весь спектакль – то сладкой картинкой, то написанным нетвердой рукой откровением, от которого веет смертельным ужасом. Эффект двойной реальности проникает под кожу и несет терапевтический эффект избавления от страхов и боли.

Актерская игра в такой терапии важнейший компонент, артисты, как врачи и саперы, не имеют права на ошибку. К чести александринцев никто не дал осечки. Безупречен сразу в двух ипостасях Аркадий Волгин: он и безобидный сторож из гайдаровского рассказа, и конвоир Иван Гайдук с собакой, что ловил беглых осужденных (кстати, сам Гайдук жив и здоров, абсолютно ни в чем не раскаивается). Дивная Ольга Белинская с невероятным обаянием играет Агнессу Миронову-Король, репрессированную по доносу жену военачальника. Сложно забыть пластичного Дмитрия Бутеева в диапазоне от шалопаистого улыбчивого Гека до трагического лика заключенного.

«Раньше, когда Гек жил в Москве, ему представлялось, что вся земля состоит из Москвы, то есть из улиц, домов, трамваев и автобусов. Теперь же ему казалось, что вся земля состоит из высокого дремучего леса». Или Москва, или дремучий лес – выбор невелик. А меж ними – километры лжи, запутанных дорог и неизвестности с пугающим Минотавром где-то внутри нас. Рано или поздно, но лучше выбраться из этого лабиринта. И спектакль «Чук и Гек» Патласова – шанс как минимум запастись клубком Ариадны.