Человек в Чикаго
Оказаться здесь я не планировала совершенно. Просто вышло так, что мой рейс до Франкфурта отправлялся именно из этого «гангстерского города», а потому было бы упущением просидеть в аэропорту шесть межперелетных часов – и вот я уже отдаю последние десять долларов за билеты и бегу в сторону поезда в центр.
Туда легко попасть по голубой ветке метро, но я решаю подстраховаться: с ориентированием на местности у меня всегда было плохо. Страшновато, но весело! Плюхаюсь на сиденье с радостью пенсильванской провинциалки. На мое бодрое «Здрасте! А это точно до центра?» сидящий рядом пенсионер лет семидесяти отвечает утвердительно, и все обещает быть великолепным: и грядущие через сорок минут небоскребы Чикаго-Луп, и соответствующая музыка в наушниках, и «Москва и москвичи» Гиляровского, которого я почти уже открыла. Почитать, однако, не удалось. «А вы знаете, где лучше всего выйти?” – поинтересовался тот самый отзывчивый дедушка. Я надеялась понять это по виду из окна, потому что под землей мы ехали только первую часть пути, но точного пункта назначения у меня не имелось, о чем я сразу же сообщила. Мне порекомендовали некий Джексон. Сказали, что там есть памятник облаку, река и центр искусств неподалеку…
– Вы смотрели такой американский фильм «Темный рыцарь»? – вдруг спрашивают у меня. В Чикаго было дело. Так красиво вышло! Невероятная у нас все-таки архитектура.
– Давным-давно и ничего не помню. А у нас тоже есть фильм, снятый здесь. «Брат-2»…
Мы проезжаем станцию с замечательным названием «Калифорния». Я рассказываю о приключениях Бодрова-младшего – не забыть бы ни «Би-2», ни «мальчик, водочки нам принеси», ни «в чем сила, брат». За окном лежит тоненький слой снега, сегодня прохладно и по-балабановски хмуро. Моя остановка надвигается все стремительней, я уже готова выпрыгнуть из вагона, но мой новый знакомый просит подождать. Просит так тихо, что есть повод заподозрить что-то неладное: «Можно я покажу вам город?» Я же, думающая только о том, как вот прямо сейчас увижу много нового и интересного, поспешно соглашаюсь: это ведь здорово, когда у тебя есть личный проводник по огромному городу, куда ты, вероятно, больше не вернешься. Мы проходим пару блоков, я верчу головой по сторонам и стараюсь не визжать от восторга. Мой экскурсовод рассказывает об истории, а украшенный к Рождеству Чикаго просто шумит и переливается гирляндами. Все крайне заняты, но всем хорошо. Бездомные клянчат мелочь, многозначительно потряхивая стаканчиками из "Старбакса", однако большинство прохожих несется громить какой-нибудь гигантский торговый центр, потому что социальные проблемы до конца никогда не искоренить, а подарки купить надо. Благо их тут широчайший выбор: от Tiffany&Co до ларьков с разноцветными безделушками.
Магазины, магазины, магазины! Кидаю страдальческий взгляд на башню Трампа, идем дальше. Тут мы оба понимаем, что не представились друг другу. «Пит», – говорит он. «Лиза», – говорю я, и нам очень смешно от того, что мы не додумались познакомиться раньше. У него слуховой аппарат и чемоданчик с камерой и другими фотопринадлежностями: несмотря на почтенный возраст, Пит только-только вернулся из Лос-Анджелеса. Обсуждаем преимущества пленки перед цифрой и наоборот. Я же, несмотря на лихие рассуждения о DSLR-камерах, щелкаю айфоном, твердо зная, что на десять кривоватых снимков приходится два хороших. “Я бы тоже купил айфон, наверное, – размышляет вслух мой спутник – но я пишу по два-три имейла в месяц, и мне ни разу никто не звонил с тех пор, как я приобрел себе мобильник''. Он заметно грустнеет, и я понимаю, почему он с таким восторгом водит меня по разноцветным улицам даунтауна. Спрашивать что-то кажется невежливым, но через несколько минут Пит говорит сам. У него есть единственный сын, которому около сорока лет, и общаются они мало и редко. Делать фотографии – лучшее, что можно предпринять, когда тебе одиноко, и поэтому Пит периодически катит куда-то, вооружившись своей старенькой камерой. Впрочем, как только мы приближаемся к Трибьюн Тауэр, от печали не остается ни следа: я должна узнать все об этом готическом здании, в нижний этаж которого вмонтированы куски стен самых разных достопримечательностей. Осколок Нотр-Дам де Пари, красный кирпич кремлевской стены, огромный камень египетской пирамиды – нельзя упустить ничего. Еще пара кругов вокруг блестящей елки, и я понимаю, что мне пора ехать обратно. До метро совсем недалеко, но очень жалко расставаться с умным и добрым Питом. Мы обнимаемся на прощание. И тут он начинает плакать: он ни с кем не гулял на протяжении двух лет, и теперь просто невероятно счастлив, что ему удалось показать мне Чикаго, а еще у него никогда не будет внучки, а тут была целая я с шарфом и косичкой. Он выкладывает это со скоростью пяти спасибо в секунду, а я знаю, что благодарить нужно совсем не меня. И догадываюсь, что просто так сейчас не уйду. «А давайте вы мне скажете свою электронную почту, – говорю я, стараясь умерить дрожание в голосе. – И обычную тоже, я приеду в Россию и отправлю вам что-нибудь».
Он посмотрел на меня так, что я все-таки расплакалась.
Я не увидела ни старого Чикаго, ни набережной, даже ни одного музея – но в поезде до аэропорта О’Хара мне было ясно, что я сделала все, что могла, чтобы надолго запомнить этот город и свой последний день в США вообще. После бесконечного перелета, приветов, поздравлений и непонятно откуда свалившихся дел мне удалось-таки добрести до почты. Там была найдена большущая открытка с новогодней Дворцовой площадью, в меру блестящая, в меру приличная. Я подписала ее «Привет вам большой из России, не грустите, пожалуйста» и честно отдала шестнадцать рублей за марку. А потом мне пришел ответ. Хороший, трогательный. «Дорогая Лиза! Единственное, о чем я жалею, так это о том, что у нас было так мало времени, иначе бы я показал вам гораздо больше. Я приезжаю в центр Чикаго пару раз в год и брожу там, изучая каждый дом, его историю и архитектуру. Было здорово наконец поделиться этим. Благодаря вам Чикаго стал еще лучше. Спасибо. Обязательно расскажите мне о Петербурге. Пит».
Я не знаю, с чего начать, чтобы как можно ярче и правдивее показать ему нашу северную столицу. Не уверена, какой собор выбрать – Исаакиевский или Казанский, но твердо знаю одно: больше Питу грустить не придется.
Я расскажу ему о том, какой красивый у нас сейчас Аничков мост, весь в серебряных переливах, расскажу о ветре с Английской набережной, не забуду уточнить, где самая вкусная шаверма, не самое российское, но самое традиционное петербургское блюдо. И если кто-то едущий из Пулково спросит меня, как добраться до Невского, я, быть может, в свою очередь, проведу его прямиком до Эрмитажа, мимо всех маленьких книжных и попрятавшихся антикварных лавок. И будет радостно, будет хорошо, потому что добро всегда возвращается.
